– Все становится женской работой, когда мужчины усвистывают в Стирию.

Когда он уходил из дома, она была больше похожа на мальчишку – тихая, неуклюжая. Как будто собственная кожа ей не по размеру. Сейчас Май по-прежнему выглядела костлявой, но в ее движениях появилась быстрота и сила. Она быстро выросла. У нее не было другого выбора.

Новый удар – и с плахи покатились еще два аккуратных чурбака.

– Надо было мне остаться дома, а тебя послать сражаться, – сказал Броуд. – Может, мы бы победили.

Май улыбнулась ему, и он улыбнулся оттого, что может заставить ее улыбнуться. Думая о том, как это удивительно – что человек, сотворивший все то дурное, что сотворил он, мог приложить руку к сотворению чего-то настолько хорошего, как она.

– Откуда у тебя эти стекла? – спросила она.

Броуд потрогал стекляшки пальцем. Порой он забывал, что они у него на лице – до тех пор, пока не снимал их, и тогда все на расстоянии дальше протянутой руки становилось сплошным смазанным пятном.

– Спас одного человека… Лорд-маршала Миттерика.

– Ого! Неплохо!

– Командующего армией, ни больше ни меньше. Мы попали в засаду, и я там тоже оказался, ну и… – Он понял, что снова до дрожи стиснул кулаки, и принудил себя их разжать. – Он решил, что я его спас. Хотя должен признаться, я понятия не имел, кто он такой, до тех пор, пока все не было кончено. Я же ничего не видел дальше пяти шагов. И тогда он подарил мне эту штуку.

Он снова снял с себя стекляшки, подышал на них и аккуратно протер подолом рубашки.

– Стоят, наверное, как солдатское жалованье за шесть месяцев. Чудо современной мысли. – Он снова зацепил дужки за уши, так что поперечина легла в привычную канавку поперек переносицы. – Но я не жалуюсь, потому что теперь я могу видеть красоту моей дочери даже с другой стороны двора.

– Красоту! – Май пренебрежительно фыркнула, но вид у нее при этом был слегка польщенный.

Пробившееся сквозь тучи солнце легло теплым лучом на улыбающееся лицо Броуда, и на какой-то момент все стало совсем как прежде. Как будто он никуда не уходил.

– Так, значит, ты воевал?

Во рту у Броуда вдруг пересохло.

– Да, воевал.

– И как это, воевать?

– Это…

Столько времени он мечтал увидеть ее лицо – и вот теперь она стоит прямо перед ним, а он боится встретиться с ней глазами!

– Ничего хорошего, – неловко закончил он.

– Я всем рассказываю, что мой отец герой.

Броуд съежился. Облака набежали, накрыв тенью двор, и ужас снова стоял за его спиной.

– Не надо так говорить.

– Что же мне говорить тогда?

Он нахмурился, опустив взгляд к своим саднящим ладоням, потер одну о другую.

– Только не это.

– Что значат эти метки?

Броуд попытался прикрыть рукавом свою татуировку лестничника, но синие звезды на костяшках пальцев все равно высовывались из-под обшлага.

– Да так, просто баловались с парнями.

И он убрал руку за спину, где Май не могла ее видеть. Где ему самому не приходилось на нее смотреть.

– Но…

– Хватит вопросов! – сказала Лидди, выходя на крыльцо. – Твой отец только что вернулся.

– И у меня по горло дел, – прибавил он, вставая. – Крыша, небось, протекает в десяти местах.

Было видно, что женщины старались сохранить дом в презентабельном виде, но работы было слишком много даже для троих, не то что для двоих. Дом выглядел так, словно был готов вот-вот рассыпаться.