|
Она каждый день писала Тельце, единственному грамотному взрослому человеку в доме, кроме ее самой и Неда Бейтмана. Писала она для всех. Тельма, как она знала, читала письма вслух сначала тетушке, няне и детям, а потом и всем остальным. Письма самой Тельмы вызывали у Евы слезы. Обычно в них передавались приветы от всех домочадцев, а несколько предложений были коряво нацарапаны рукою Дэви, в них иногда был вложен отпечаток маленькой ладошки Бекки. Дома без нее скучали, хотя тетя Мэри постоянно заставляла Тельму писать, чтобы Ева оставалась в Лондоне с полковником Бедвином столько времени, сколько потребуется, что они прекрасно обойдутся и без нее. В письмах часто встречалось имя преподобного Паддла, и Ева догадывалась, что он частый гость в их доме. Нед писал ей о делах на ферме, о деревенской школе. И ни разу ни в одном письме не упоминался Дидкоут-Парк, не сообщалось о возвращении Джона из России. Ева не переставала надеяться, что в ее отсутствие он вернется, узнает о ее измене и снова уедет, чтобы никогда не возвращаться в родные места. Ева не хотела бы встретиться с ним лицом к лицу.
Она ожидала своего представления королеве с волнением и трепетом. Уже были готовы почти все ее новые туалеты, но она еще не надевала ни одного из них. Аккуратно завернутое придворное платье торжественно поместили в шкаф в ее гардеробной. Всякий раз, когда Ева вспоминала о нем, ее мутило от страха. Она чувствовала себя вызывающе дерзкой и гордилась собой. * * * В утро представления Евы ко двору Эйдан остался дома. Он знал, что его жена очень волнуется. Она в этом не признавалась, но по ночам, не находя себе места, металась в постели. Однажды ночью он проснулся оттого, что она, стуча зубами, тесно прижалась к его плечу. Когда Ева поняла, что разбудила его, она объяснила, что ей холодно. Он целовал ее до тех пор, пока она не успокоилась и не уснула в его объятиях. Иногда Эйдан думал, что ему будет не хватать этих проведенных с Евой ночей, но старался гнать от себя эти мысли. Будет еще у него время подумать над этим. Он полагал, что в будущем не будет хранить верность жене, но об этой неприятной перспективе ему тоже не хотелось думать. Это было бы бесчестием для его семьи, но может ли он оставаться верным жене в браке по расчету? Пока она одевалась, он ходил взад и вперед по гостиной. Ева почти на два часа закрылась в своей комнате с горничной Эдит, застенчивой девушкой из Рингвуда, одной из ее подопечных. Эйдан с удивлением обнаружил, что он тоже волнуется. Леди его круга с колыбели готовились к такому событию. А у Евы на все про все было меньше недели. Конечно, она сама виновата. Она могла отказать Вулфу и остаться в деревне. И она могла прислушаться к совету, который он дал ей тогда в гостинице, и уехать домой, как и собиралась. Какая все-таки упрямица его жена. Он оплатил все ее счета, лично явившись к мисс Беннинг, чем немало ее удивил. Он не знал, известно ли это Еве. Наконец дверь открылась. Эйдан остановился и увидел свою жену. Блестящая атласная юбка и вторая, более короткая кружевная, были красиво задрапированы поверх обручей. Богато расшитый твердый корсаж оставлял почти открытыми ее грудь и плечи. Прикрепленный к плечам шлейф волной стлался за ее спиной. Зачесанные назад волосы открывали лоб Евы, на котором сверкал широкий, украшенный драгоценными камнями обруч. На затылке с него спускались длинные кружевные ленты. Черные страусовые перья в высокой прическе, раскачиваясь, касались ее лба. Рукой, затянутой в длинную перчатку, она поддерживала шлейф. Ева гордо, с королевской осанкой, держала голову, а в ее глазах был откровенный вызов. Начиная с качающихся перьев и кончая изящными туфельками, она была во всем черном. – Ну и как? – спросила она в ответ на изумленный взгляд мужа. – Красное, как рубин? – поднял брови Эйдан. Так определила цвет платья Евы тетя Рочестер, когда Бьюкасл спросил ее об этом, – Или я уже не различаю цветов? – Нет, различаешь. |
