Роберт Уилсон. Немые и проклятыеХавьер Фалькон - 2
Посвящается Джейн, Хосе и Нику
Ха‑ха! Ну какая же дура эта честность! А доверчивость, ее родная сестрица, – тоже балда! Шекспир. Зимняя сказка
Власть многих правительств зиждется на страхе. Джон Адамc, второй президент США
Рафаэль(щурясь в темноте)
Мне страшно? У меня нет причины бояться. Я лежу в постели рядом с Лусией, мой малыш Марио посапывает во сне в соседней комнате. Но мне страшно. Меня пугают сны… нет, не так. Пугает то, что они оживают. Мне мерещатся лица, только лица. Вроде бы незнакомые, но порой меня охватывает странное чувство: кажется, еще мгновение – и я их вспомню. Только они словно не хотят этого. Потому, когда я просыпаюсь… нет, я снова неточен. Это не совсем лица. Они бесплотны. Они скорее призрачны, чем реальны. Но я различаю черты, вижу колеблющиеся, зыбкие цвета – сейчас, вот‑вот они примут облик каких‑то людей. Вот оно! Какие‑то люди. Это ключ к разгадке? Лица этих людей пугают меня, значит, я должен бояться заснуть, однако с нетерпением жду сна, ведь я хочу узнать ответ. Ключ где‑то в моем сознании, он откроет дверь, и я пойму: почему именно эти лица? Почему не другие? Что в них такого? За что зацепилось сознание? Теперь я вижу их довольно ясно и днем, когда мой рассудок куда‑то уплывает. Подсознание прилаживает их на живых людей. Призрачные лица на мгновение оживают, а потом проступают настоящие. Я чувствую, что весь трясусь, как обеспамятевший старик, неспособный произнести имена, что вертятся на языке. Я содрогаюсь от страха: рассудок подводит меня. Быть может, я схожу с ума? Недавно, когда я принимал душ, Лусия обмолвилась, что я бродил во сне. Сказала, что в три часа утра я спускался в кабинет. В тот день я обнаружил на своем столе блокнот – на чистой странице остались выдавленные отпечатки каких‑то слов. Я поднес блокнот к окну и сумел прочесть написанную моим почерком строчку: «…растворены в воздухе?..»
1
Среда, 24 июля 2002 года
– Хочу к маме. Хочу к маме. Консуэло Хименес открыла глаза. Детская мордашка нависла над ее лицом, почти уткнувшись в него носом. Консуэло спала, зарывшись головой в подушку. При пробуждении ресницы чиркнули по хлопку наволочки. Пальчики ребенка впились в ее плечо. – Хочу к маме. – Ладно, Марио. Пойдем поищем маму, – согласилась она и подумала: «Бог ты мой, будить человека в такую рань!» – Ты же знаешь, мама совсем рядом, на той стороне улицы. Может, пока побудешь здесь с Матиасом? Позавтракаете, немного поиграете… – Хочу к маме. Пальцы малыша настойчиво вцепились в руку, женщина погладила его по голове и поцеловала в лоб. Ей не пристало идти по улице в одном белье, словно какой‑нибудь прачке, которой приспичило сбегать в магазин, но ребенок ластился к ней и тянул за собой. Консуэло накинула белый шелковый халат поверх хлопчатобумажной пижамы, сунула ноги в золотистые сандалии и пригладила ладонями волосы. Марио ухватился за халат и потащил ее, как портовый грузчик поклажу. Консуэло взяла его за руку и свела вниз по лестнице, ступенька за ступенькой. Они покинули кондиционированную прохладу дома. После очередной душной ночи жара даже в такой ранний час была плотной и неподвижной, без малейшего намека на утреннюю свежесть. Пересекли пустынную улицу. Пальмовые листья свисали вялыми лохмотьями, как будто сон с боем достался этому кварталу. Единственный звук издавали лопасти кондиционеров, выталкивающие никому не нужный горячий воздух в удушливую атмосферу фешенебельного района Санта‑Клара на окраине Севильи. |
