– Не знаю, о чем вы говорите, инспектор.

– Мы догадываемся, что произошло, – сказал Фалькон. – Но мы хотели бы узнать точно, как и когда они умерли и кто их похоронил.

– Никаких ловушек, – сказал Рамирес, поднимая руки. – Вам нечего бояться ловушек, верно, сеньор Ортега?

– Большое спасибо, а теперь я хочу, чтобы вы ушли, – сказал он и повернулся к ним спиной.

– Уйдем, как только вы скажете то, что мы хотим услышать.

– У вас нет никакого права врываться…

– Вы сами нас пригласили, сеньор Ортега, – напомнил Фалькон.

– Пожалуйтесь своим высокопоставленным друзьям, когда мы уйдем, – сказал Рамирес. – Должно быть, вы можете добиться нашего разжалования, отстранения без сохранения зарплаты, увольнения… с вашими‑то связями.

– Убирайтесь, – зарычал Ортега, оборачиваясь.

– Скажите, как они умерли, – стоял на своем Фалькон.

– Мы не уйдем, пока не скажете, – радостно заявил Рамирес.

– Они покончили с собой, – сказал Ортега.

– Как?

– Мальчик задушил девочку и вскрыл себе вены осколком стекла.

– Когда?

– Восемь месяцев назад.

– Как раз тогда старший инспектор Монтес начал пить больше, чем прежде, – сказал Рамирес.

– Кто их закопал?

– Не знаю, кого‑то послали…

– Надо думать, они мастера копать ямы, – сказал Рамирес, – русские крестьяне. Когда вы в последний раз копали яму?

Теперь Рамирес подошел вплотную к Ортеге. Он схватил его за руку. Кожа нежная. Рамирес посмотрел ему в лицо.

– Я так и думал. Ни укола совести… но, возможно, она проснется в свое время, – сказал он.

– Я сообщил все, что вы хотели, – заявил Ортега. – Теперь вам пора.

– Уже уходим, – сказал Фалькон. Рамирес достал из кармана наручники. Он надел их на запястье руки, которую так и не выпустил. Фалькон взял стакан с виски из другой. Рамирес сковал их за спиной Ортеги и похлопал его по плечу.

– Вам обоим конец, – угрожающе произнес Ортега. – Вы это знаете?

– Вы арестованы, – сказал Фалькон, – за неоднократное изнасилование вашего сына Сальвадора Ортеги и вашего племянника Себастьяна Ортеги…

Увидев улыбку на лице Ортеги, Фалькон умолк на середине фразы.

– Вы всерьез считаете, что показания наркомана‑героинщика и осужденного за похищение и изнасилование ребенка помогут вам упечь меня за решетку? – спросил Ортега.

– Ситуация изменилась, – сказал Фалькон, а Рамирес положил свою лапищу на голову Ортеге. – Мы вспомнили мальчика и девочку, чтобы вы знали: вас только что касались «невидимые руки».

Эпилог

Фалькон сидел в винном погребке «Альбариса» на улице Бетис с пивом и только что поджаренными анчоусами. День выдался не очень жарким. У реки было много народу. Он забросил прогулки по своему излюбленному месту – мосту Королевы Изабеллы Второй. Оно напоминало о скверных временах и бестактных фотографах. Теперь Фалькон сидел за столиком, среди людей, которые ели и пили. Он смотрел на гуляющие пары разных возрастов – они целовались, бродили в солнечном свете; на бегунов и велосипедистов – они рвались вперед вдоль канатов на другом берегу. Официант остановился и спросил, не хочет ли он что‑нибудь еще. Фалькон заказал пива и мелких кальмаров.

Образы и звучащие голоса последней жаркой недели июля до сих пор не отпускали его: Рафаэль Вега, его сын Марио, ответ на вопрос Кальдерона: «Будь у тебя сын, Хавьер, что бы ты стал скрывать от него ценой собственной жизни?»

Он помнил жалость, которую испытывал к Марио, когда того забирала новая семья, и хотел, чтобы мальчик узнал, не сейчас, когда‑нибудь, только одно о своем ужасном отце.