Конечно, они были близки в эти минуты физически и психически. Так что нет ничего удивительного в том, что он был особенно восприимчив к ней.

Эллен была уверена в том, что Натаниель знал о смятении ее чувств. Но он был достаточно деликатен, чтобы не говорить об этом вслух. Он хорошо знал, что между ними ничего не может быть, так что лучше всего подавить в себе чувства, не дав им развиваться дальше.

О, как это было мудро с его стороны! Но Эллен отдала бы все на свете за малейший намек с его стороны на то, что она значит для него куда больше, чем просто товарищ.

Даже сидя под дождем, она не чувствовала хода времени. Она могла бы просидеть так всю ночь, лишь бы быть рядом с Натаниелем. Она пыталась убедить себя в том, что является для него духовной поддержкой, что ей достаточно просто терпеливо сидеть поблизости.

Постепенно Эллен начала ощущать изменение атмосферы в лесу. Куда-то ушли страх и злоба. Она почувствовала, что ее постепенно наполняет какое-то ясное свечение. Она вдруг почувствовала покой и тихую радость. В этот сырой и холодный летний вечер воздух казался ей сухим и теплым.

И наконец ее наполнило чувство глубокой благодарности.

— Натаниель, — тихо сказала она. — Все уже ушло.

Она увидела, как его сильные плечи задрожали в глубоком вздохе. Эллен встала и подошла к нему поближе. Натаниель едва держался на ногах, глаза его были закрыты, по лицу катился пот. Не раздумывая, она взяла его под руку, чтобы поддержать. Он очнулся, словно возвратился из забытья.

Он попытался улыбнуться ей, но у него ничего не получилось.

— Садись, — заботливо произнесла она.

Могла бы и не говорить. Он просто упал на землю, обхватив руками колени. Эллен понимала, что ему некоторое время необходимо посидеть без движения. Теперь она не испытывала больше никакого страха. Праведники были стерты из воспоминаний этого места, и в памяти этой долины остался только тот, кто думал о них с состраданием.

Сидя рядом с Натаниелем, Эллен не сказала ни слова. Она насквозь промокла, чувствовала, что лицо посинело от холода, а волосы свалялись, словно войлок, но это не имело для нее никакого значения. Она думала только о Натаниеле.

Была уже ночь, когда он, наконец, поднял голову и посмотрел на нее измученными, но добрыми глазами. Эллен была так рада снова увидеть его лицо, что импульсивно взяла его под руку и взволнованно произнесла:

— Спасибо, Натаниель! Большое спасибо! Он улыбнулся. Он тоже продрог, черты его бледного лица заострились.

— Это я должен благодарить тебя, — сказал он. — Никогда еще мне не было так легко передавать свою силу другим, как сегодня. И потом приходить в себя.

— Да? — обрадовалась Эллен. — Почему же?

— Потому что все это время ты передавала мне свое сильное и прекрасное чувство, Эллен.

— Ой! — прошептала она и тут же отвернулась. — Извини!

— Тебе вовсе не за что просить извинения, — горячо воскликнул он.

Она была совершенно сражена его словами. Ей хотелось умереть от стыда.

Но теперь, поняв, что он все знает, она могла свободно говорить об этом.

— Я чувствую себя такой одинокой… — высоким жалобным голосом проговорила она, — такой неуверенной…

Он осторожно повернул ее лицо к себе. Она посмотрела в его удивительные, темные и в то же время сияющие золотом глаза, и то, что она прочитала в них, вызвало жар в ее теле. И когда он обнял ее, она поняла, что его чувства намного сильнее и интенсивнее, чем ее.