|
Остановился на третьем абзаце: "Когда нашего замечательного дирижера, народного артиста Грузии Микеладзе привезли в кабинет Берия Л. П., он уже был слепым, потому что во время допросов у него выбили глаза, требуя признания в том, что он вместе с поэтами Паоло Яшвили и Тицианом Табидзе входил в диверсионно-шпионскую группу, руководимую из Парижа лидером меньшевиков Ноем Жордания и неким полковником гестапо.
Микеладзе втащили в кабинет тов. Берия Л. П., и тот сказал: - Дирижер, вас изобличили подельцы, у нас достаточно материалов, чтобы расстрелять вас и без официального признания! Но неужели вы не хотите облегчить совесть, выскоблить себя перед народом?! - Товарищ Берия, - ответил великий музыкант, я ни в чем не виноват, и вам об этом прекрасно известно! - Откуда ты узнал, что я - Берия?! Ты же слеп! - У меня абсолютный слух, Лаврентий Павлович. Я узнаю любого человека по голосу... И тогда Берия Л. П. сказал тем, кто привез к нему гения грузинского народа: - Так вбейте ему гвозди в уши, чтоб он не мог никого узнавать по голосу! И это сделали с Микеладзе. И Родина потеряла одного из лучших своих сынов..." Берия, выгадывая время, начал читать письмо второй раз, но Сталин сказал: - Положите бумагу, ее незачем читать дважды... Написанное - правда? Берия мгновенно просчитал, что, если Сталин вызовет сюда тех трех, что присутствовали в кабинете во время беседы с Микеладзе, они неминуемо развалятся. Поэтому отвечать надо правду, замотивированную правду. - Да, - ответил Берия, - это правда, товарищ Сталин... Микеладзе, Яшвили и Табидзе прилюдно обсуждали вопрос о том, как я "перекроил историю, приписав Сталину те революционные заслуги, которых он не делал". Более того, они говорили, что "убийство Авеля Енукидзе и Камо санкционировано Сталиным, который убирает тех, кто работал на Кавказе в начале века"... И еще: они повторяли слова бывшего полицмейстера Басилашвили, который рассказывал, что якобы "Сталин был впервые арестован не как пламенный революционер-ленинец, но как... некий Робин Гуд, дерзко грабивший богатеев. И только в тюрьме, под воздействием Ладо Кецховели, он примкнул к социал-демократии и с тех пор занимался экспроприациями для партии"... - Вам более, чем кому бы то ни было, известно, откуда идет эта сплетня... Меня не волнуют сплетни, я их о себе слышал немало... Меня волнует другое: как могло случиться, что информация о факте с Микеладзе, - Сталин кивнул на письмо, лежавшее на столе, - стала известна людям? Да, да, людям, Берия! Многим людям! Думаете, в отделе писем ЦК об этом не говорят?! В их семьях? В семьях их друзей?! Думаете, об этом не говорит Грузия? Меня во всем этом деле меньше всего интересуете вы! Меня беспокоит престиж моих коллег, которые рекомендовали Берия на пост наркомвнудела... Словом, я даю вам три дня для того, чтобы этот факт, - он снова брезгливо кивнул на письмо, - перестал быть фактом... Если что-то делаете - доводите до конца. У нас в России грузинские штучки не проходят, Берия. Ясно?! Или, может быть, вы такого рода всепозволенностью решили похвалиться своей близостью к Сталину? Особенно после того, как выпустили книгу об истории большевистских организаций Закавказья?! Может быть, это не случай, а организованная комбинация?! Может быть, вы забыли, что накануне следствия по делу Каменева было принято постановление, запрещавшее пытки оппозиционеров?! Берия опустил глаза, боясь, что Сталин прочтет его: всем было прекрасно известно, что два года Каменева и Зиновьева кормили соленой рыбой, не давали воды и держали в камерах, где даже в жару топили печки... Зиновьев валялся на полу, начались печеночные колики, на этом его и сломили, потом сдался Каменев, о каком постановлении говорит Коба, он же знает все, абсолютно все! Вот тогда впервые Берия и затаил ненавидящий ужас к этому человеку, задавленный, однако, неподвижной плитою магического преклонения перед ним. |
