Я подтянулся, схватился выше. Макс сползал. Его лицо сморщилось и стало неузнаваемым. Мы оба завыли дурными голосами, не выдерживая чудовищной нагрузки… Макс, стараясь хоть как-нибудь закрепиться на краю, закинул ногу на бордюр и невольно толкнул вялое тело майора. Тот взмахнул руками, словно огородное чучело на ветру, перевернулся на спину и большой рыбиной соскользнул в резервуар. У меня все оборвалось внутри. Я видел, как милиционер падает в кислоту, и во всех адских оттенках прочувствовал это падение; у меня остановилось сердце, все похолодело внутри, и тело напряглось в ожидании мучительной смерти. Майор упал в кислоту головой вниз, гулко ударился о дно, завалился на бок, страшно раскинув в сторону руки и ноги. Мне показалось, он дернулся в агонии от непостижимой боли, когда царская водка стала пожирать его тело. Жирные, горячие брызги хлестнули меня по спине. И я тоже дернулся, словно в агонии, и мое тело само рванулось вверх, необъяснимая сила подкинула меня, и в тот момент, когда Макс сполз уже на самый край, я мертвой хваткой схватился за бордюр. Подтянулся, перекатился на бок…

– Лежать! Не шевелиться! – раздался чей-то окрик.

Плохо соображая от всего пережитого, я решил, что это крикнул Макс, и встал на четвереньки. Оглушая, прогремела автоматная очередь. Макс громко охнул. Я увидел, как он схватился за плечо и бревном покатился по полу. В моих мыслях царил полный хаос. Я задыхался от кислотных испарений, перед глазами плыли темные круги. Ползком, стараясь не высовываться из-за бордюра, я добрался до Макса. Мой спаситель стоял на коленях, уткнувшись головой в пол.

– Больно… больно… – бормотал он.

По нас снова выстрелили. Пули брызгами прошли по бордюру, высекая искры. Я схватил Макса за ремень и потащил к овальному люку, где находилась знакомая мне винтовая лестница. Балкон, который периметром опоясывал цех, задрожал и загремел от топота ног.

– Максик, давай! – шептал я.

Вскочил на ноги, потянул Макса за руку, заставляя его встать, и кинулся вместе с ним к лестнице. Макс зарычал от боли. Его белая футболка побагровела от крови. Он все еще крепко сжимал рубашку майора, ее рукав волочился по полу, путался у меня под ногами. Я вырвал рубашку из руки Макса и швырнул ее в разинутый зев резервуара. Рубашка, словно птица, взмахнула рукавами и ухнула следом за своим хозяином.

– Упал!! – раздался крик с балкона.

– Кто??

– Один из них… Сам прыгнул…

– Нет, сорвался!

Я затолкал Макса в люк и, упираясь ему руками в спину, заставил подниматься по лестнице.

– Давай, Максик, давай! – бормотал я. – Шевели ножками!

Он был слаб и плохо понимал, что происходит. Несколько раз споткнулся и тяжело упал на ступени. Мне пришлось перекинуть его руку себе через плечо и идти бок о бок с ним. Это было тяжело, мы мешали друг другу на узкой лестнице. Наконец добрались до железной двери. Я толкнул ее ногой. Заперта на рычажной запор! Но я оставлял ее открытой. Кто запер? Макс?

Я прислонил Макса к стене, взялся за рычаг, уперся ногой в стену. Рычаг скрипнул и поддался. Мы выбрались в коридор. Хорошо, что здесь было по-прежнему сумрачно. В дальнем конце слышны крики и топот ног. Прижимаясь к стене, покачиваясь, как закадычные приятели после пирушки, мы добрались до комнаты, в которую я отволок майора. Тихо прикрыл за собой дверь, прижал палец к губам, показывая Максу, чтобы он вел себя тихо. Макс морщился, скрипел зубами, держался за кровоточащее плечо и как-то странно поглядывал на мои ноги.

– У тебя подошва дымится, – произнес он.

Я глянул на свои некогда белые кроссовки. У одной из них кислота выела дыру, через которую проглядывала розовая, будто ошпаренная кипятком, кожа.