- Это - Волга? Я много читал о Волге у ваших прекрасных писателей.

- Все восхищаются: Волга, Волга, но безусловно - ничего особенного, говорила дама с заячьим воротником,- я по ней третий раз езжу. После заграничной вам покажется гадко. Грязь и невежество.

Муж дамы с заячьим воротником, профессор Родионов (средних лет, средней наружности, весь, кроме глаз, усталый), внес шутливый оттенок в женины слова:

- Собака, ты все-таки не думай, что за границей повсюду одни кисельные берега...

- Какие кисельные? Когда я о киселе говорила? При них котируешь меня как-то странно...

- Ах, собака, ну опять...

- Может надоесть в самом деле, - всю дорогу выставляешь какой-то дурой...

- Ну, ладно...

Видимо, царапанье между дамой и профессором было затяжное. Негр сказал, глядя в бархатную темноту на огоньки бакенов, на мирные звезды:

- Я буду счастлив полюбить этот край...

Четвертый спутник лениво: - За карманами присматривайте.

Один глаз у него был закрыт, другой - снулый, худощавое лицо, как на фотографии для трамвайной книжки.

Он пошел за ключами. Негр переспросил:

- Не понял, - о чем товарищ Гусев?

Дама с раздражением:

- Знаете, мистер Хопкинсон, не то что здесь карманы береги, а каждый день - едет, скажем, пассажир, - так его с извозчика даже стаскивают. Весь народ на этой Волге закоренелые бандиты...

Профессор с унылым отчаянием: - Ну, что это, Шурочка...

- И тут готов спорить?

- Никогда не поверю, миссис Шура, вы ужасная шутничка... - Хопкинсон не договорил: глаза его, как притянутые, встретились с пристальным взглядом миссис Ребус. Улыбка сползла с толстых губ.

Шура завертела любопытным носиком:

- На кого уставились? (Увидела, тоненько хихикнула.) Вот и правда, говорят, - на негров особенно действуют наши блондинки...

- Шура, замолчи, ради бога.

- Оставь меня, Валерьян.

- Эта дама - не русская, - с тревогой проговорил негр, поставил к ногам профессора чемодан и, будто преодолевая какой-то постыдный для него страх, пошел к миссис Ребус. Приподнял шляпу.

- Боюсь быть навязчивым... Но мне показалось...

Эсфирь Ребус освободила подбородок из воротника пальто и улыбнулась влажным ртом, пленительно:

- Вы ошиблись, мы не знакомы.

- Простите, простите. - Он пятился, смущенный, низко поклонился ей, вернулся к своим. Лакированное лицо взволнованно: - Я ошибся, эта дама англичанка... Но мы не знакомы... (Снял шляпу, вытер лоб). Я немножко испугался... Это нехорошее чувство - страх... Он передается нам с кровью черных матерей.

- Слушайте, испугались этой гражданки? Чего ради?

- Она мне напомнила... Ее взгляд мне напомнил то, что бы я хотел забыть здесь, именно здесь, в России...

- Расскажите. Что-нибудь эротическое?

- Собака, пойдем на пароход, в самом деле...

- Оставь меня...

- Женщинам не отказывают, миссис Шура... Но слушать на ночь рассказы негра...

- Именно - на ночь...

- Вы будете плохо спать.

- Наплевать, слушайте... Все равно - у меня хроническая бессонница.

- Это у тебя-то? - сказал профессор.

- Мистер Хопкинсон, сознайтесь - у вас какая-то тайна...

Не ответив, негр опять повернул белки глаз в сторону миссис Ребус. Лицо ее до самых бровей ушло в широкий воротник, ножка потопывала. Притягивающие глаза не отрывались от Хопкинсона. Шура прошептала громко:

- Уставилась как щука...

Когда Гусев, вернувшись с ключами, заслонил спиною миссис Ребус, она оторвалась от стены и прошла мимо Хопкинсона так близко, что его ноздри втянули запах духов.