Но брат не дышал. Обмякший, тяжёлый, неподвижный, он казался мертвецом.

Нет. Нет.

Внутренний голос шептал: а вот если б вы сразу поплыли с Рогом наверх, к отцу, ничего бы не случилось. Лук-кас был бы жив и здоров. Поигрался в самостоятельность? Чего ты добился, капризный мальчишка?!

Ривин перевернул брата на спину и потащил к берегу, держа за локоть, чтобы не притопить ненароком.

Быстрее! Сколько у тебя времени? Сколько минут, чтобы спасти брата? Пять? Десять?

…или уже поздно?..

Нет!

Быстрее!

Наконец под ногами оказалась отмель. Ривин пытался бежать, но тело брата оказалось неподъёмно тяжёлым — и он упал. Куда тебе тащить брата? Тебе бы себя тащить на твоих коротких, кривых ногах! Уродец! Жалкий уродец.

Он беззвучно заплакал и с трудом встал. Потащил Лук-каса дальше от воды. Оступился. Упал лицом в воду.

Вставай. Хотел самостоятельности — получай. Вставай!

Дрожа всем телом, Ривин заставил себя встать. Снова потащил Лук-каса.

Когда вода под ногами сменилась мокрым песком, он упал на колени рядом с братом. Схватил его за рубашку и начал переворачивать ранами вверх. Лук-кас был невозможно тяжёлым.

“Ну же, братец, повернись. Помоги мне. Давай…”

Ривин то ли говорил, то ли думал. То ли соображал, что происходит, то ли нет.

Наконец он увидел спину брата. Шипы тигра оставили три глубокие раны. Сколько яда успело впитаться в его кровь. И сколько крови Лук-кас потерял…

Ривин пытался сосредоточиться, вызвать в ладонях целебное тепло. Но руки тряслись, а из-за ветра и солёных брызг было так холодно, что стыли мысли в голове и плыло сознание.

Давай, Ривин! Давай! Слабак! Ничтожество! Что ты можешь?! Чего ты стоишь, если не можешь спасти брата?!

Живи, Лук-кас! Прошу! Живи…

Тепло. Ладони потеплели. Ривин опустил руки на спину брата, надеясь, что тепло в них действительно есть, а не мерещится ему.

Море шумело. Кричали белые птицы над волнами. Ривин пытался оживить брата.

— Давай, Лук-кас, — хрипло шептал он, не замечая, что мысли стали словами. — Пожалуйста. Живи. Ты сильный. Ты самый лучший. Давай.

Море продолжало мерно шуметь, равнодушно кидая волны на берег и осыпая странных людишек тысячами брызг.

По морщинистым щекам Ривина текли слёзы, смешиваясь с морскими солёными каплями, и он всё продолжал водить руками по спине брата.

— Давай! Вернись ко мне. Хочешь, останемся здесь, рядом с морем? Или найдём другое! Или, наоборот, уедем, от моря далеко-далеко. Куда хочешь. Ты только дыши.

Лук-кас вдруг судорожно вздохнул и раскашлялся. Изо рта у него потекла вода вперемешку с белой пеной.

И Ривин смеялся и плакал, глядя на задыхающегося брата. Живого. На спине марина сквозь разорванную рубашку виднелись три затянувшихся шрама.

Целую вечность спустя Лук-кас просипел:

— Совсем не смешно, братец. Я думал, что у меня и лёгкие, и жабры разорвутся!

И слабо улыбнулся бледными мокрыми губами. Ривин улыбнулся в ответ.

— Смотри, — поднял подрагивающую руку Лук-кас, глядя в небо. — Отец нас нашёл.

Ривин извернулся, чтобы посмотреть вверх, и разглядел висящую в воздухе прямо над ними светящуюся птичку. Поисковые чары.

Лук-кас сел и посмотрел на воду. Рассекая волны, к берегу быстро шла лодка. Так быстро и ровно может идти только магический двигатель. К тому же лодочки местных меньше и легче.

Ривин поднялся с мокрого песка на кривые ноги. Лук-кас тоже встал, подставив брату плечо.

Солнце сияло радостно и беспощадно. И казалось, даже с такого расстояния было видно, как разгневан отец.

Ну и пусть.

Братья молчали, пока отец пришвартовывался к берегу, цепляя лодку к деревьям управляемыми магией канатами.