– Ты кто? – спросил неприятный голос.

Граф удивился вопросу, но ответил уважительно и тихо:

– Князь вампиров Марко Владич.

– Ты – раб мой, – жестко поправил его голос. – Ты прежде раб, а потом уже князь вампиров. Не забывай об этом.

– Я помню.

– Сомневаюсь, – проворчал голос. – Ты очень изменился за последние годы. Мне кажется, что ты слишком успокоился.

Граф понимал, что упрек властелина имеет основание, и потому промолчал. Но хитрость его не удалась.

– Почему ты молчишь? – спросил голос.

– Я думаю, анализирую.

– Может, ты устал жить? Тебе наскучило бессмертие? Может, ты хочешь уснуть вечным сном, как все смертные па земле?

– Нет, я не устал жить, – сказал граф, чувствуя, как холодный пот выступил на висках.

– Ты не устал, – в голосе послышалась явная насмешка. – Может, ты считаешь, что бессмертие дается просто так? Не забываешь ли ты о своих долгах? Прошлые твои подвиги во имя зла не служат оправданием твоему безделью.

– Если вы упрекаете меня за то, что Катрин еще не превращена в зомби, то в этом моя вина незначительна. Мне было велено привезти ее в замок, что я и сделал. Но я могу тотчас отправиться к ней и выполнить вашу волю,

– Истину ли говоришь, что готов ее погубить?

– Истину.

– Тогда что же было на стеклянной веранде? Ты смотрел на нее с восхищением. Лицо твое было человеческим. Могу ли я это простить своему рабу?

– Прости, властелин. Эта была минутная слабость.

– Ты хочешь хитрить со мной? Кого ты собрался обмануть? Того, кто и создал обман.

– Я не хитрю, даю вам честное слово.

– Плевал я на твое честное слово! Недорого оно стоит. Я говорю, что ты хитришь, значит, это так.

Разговор принимал опасный для графа оборот. Туг одно неосторожное слово, и все может кончиться трагедией. Граф собрал все свои силы и сосредоточил волю на одном – не допускать ошибок.

– Может, я допустил промашку, – сказал граф. – Но это могло получиться случайно, без умысла.

– Снова ты говоришь неправду.

– Я стараюсь быть искренним.

– Тогда я тебе напомню. После завтрака на стеклянной веранде ты испугался своего внезапного чувства. Значит, ты сам себя боишься. Ты уже не тот, кто был тверже камня и безжалостней меча. Ты струсил и велел прекратить танец.

Все это было так, граф мог перед собой сознаться в правде. Ничего от Князя Тьмы нельзя было скрыть. Но разве он неразумно поступил, перестав видеться с Катрин?

– Это еще раз говорит о том, что ты трус, – проговорил голос, – что ты боишься самого себя. Ты подсунул Иона, чтобы реже видеть Катрин. Легко бросить камень за стену, не думая о том, на кого он может упасть. Великое дело – какой-то прохожий. Но трудно воткнуть нож в грудь другу. Мои рабы должны быть способны на последнее.

– Я совершу задуманное, не дрогнув, – обещал твердо граф.

И он удовлетворенно увидел, как зеркала чуть посветлели. Его слова наконец-то были услышаны.

– Я поверю тебе, – уже без раздражения проговорил голос. – Но это еще не все. В последние годы, граф, ты взял манеру влюблять в себя будущую жертву. Мне и самому поначалу казалось, что это интересная находка: в минуту счастья человек умирает. Нет, в этом что-то есть пикантное. Но ты стал постоянно так поступать. И я вдруг понял, что ты облегчаешь себе жизнь.

Снова в зеркалах заклубился черный с багряными проблесками дым, встревоживший чуть было успокоившегося графа.

– Мне тоже казалось это пикантным, – не нашел что-либо другое сказать в оправдание граф.