|
Продувная бестия эта Санчес. Но сейчас он не хотел запугивать или предостерегать ее, а как бы возобновлял старое знакомство. В некотором смысле Санчес могла доверять ему, ведь однажды он оказал ей услугу. Несколько лет назад, в последний период правления Мендеса, она была арестована по обвинению в унижении вооруженных сил. Санчес написала, что во время похорон дяди капитан Торо плакал, а это выставило представителя вооруженных сил в смешном свете. После некоторых проволочек ее передали в руки раздражительного, известного своей жестокостью капитана Торо, который приходил в ярость уже из-за шуточек по поводу его фамилии. К приходу Понсе Виола Санчес уже прошла через первые стадии процедуры унижений, а Торо наслаждался ее страхом, еще больше усугубляя его грязными шуточками, составляя цепочки из таких слов, как «виола» — фиалка, «эль Торо» — бык, «ла виоленсиа» — насилие, «эль виоладор» — насильник, и так далее. Ее раздели почти донага, когда Понсе положил этому конец, предложив ей сотрудничать с полицией. И вот сейчас самое время напомнить журналистке об этом договоре.
— Почему здесь? — спросила Виола, садясь за лакированный столик. — Чтобы нас увидели вместе? — Немцы каждый день выбирают другой ресторан. Здесь они уже были. Понсе взял сложенную в форме цветка лотоса салфетку. — Омары на вертеле? Понсе был с ней вежлив, предупредителен и даже на «ты». — Вам, значит, все равно, где со мной встречаться? — А разве ты так или иначе не сказала бы об этом Бернсдорфу? При ваших теперешних отношениях… — Что это значит, майор? — Когда вы до полуночи наедине, что мешает сблизиться? Она опустила палочки для еды, лицо налилось краской. — Это мое личное дело… — У нее перехватило дыхание. — Даже если ты была с ним близка, тебе нечего стесняться. Понсе лишь выполнял свой долг. Но, выполняя его, намеренно оскорблял достоинство других. Те, конечно, ненавидели его за это. А он? Он презирал их за то, что они ему покорялись. — Мы только разговаривали друг с другом. — О чем? — Не беспокойтесь, о вас ни слова, — сказала она. — Иначе он потерял бы ко мне всякое доверие. Понсе вяло кивнул: разумеется, знакомство с ним — зазорно. — Итак, Бернсдорф тебе доверяет. Твою статью я читал. Чего он действительно хочет? Понсе видел, как дрожат пальцы Виолы, старавшейся выглядеть спокойной. Она до смерти напугана, как и тогда, у Торо. — Его интересует жизнь Кампано? Виола кивнула. Отрицать бессмысленно, Понсе листал зеленую книжонку и вообще беседовал с каждым из немцев в отдельности. — Несколько неожиданный поворот темы, — сказал он. — Возьми Бернсдорф, к примеру, Турсио Лиму или Йона Сосу, я бы его понял. Они мертвы. Но Кампано? Где он? В городе? В горах? Вообще, в Гватемале ли он? Тем не менее мы отнеслись к замыслу Бернсдорфа с пониманием и съемки разрешили. — Надеетесь, наверное, с его помощью выйти на след?.. — А почему бы и нет? Терроризм жив сочувствующими, которые снабжают герильерос продовольствием, предоставляют кров. А такие люди рады поговорить с иностранцами, особенно левыми, сочувствующими их убеждениям. Что-то вспыхнуло в глубине ее глаз: кажется, она его поняла. Но это всего лишь часть его плана, та самая часть истины, которую приходится выдавать умным партнерам, желая привлечь их на свою сторону. — Вы знаете, майор, что наша партия герильерос не поддерживает; это относится и к «Ла Оре», и ко мне. — Ну да, конечно. |
