— Вы знаете, майор, что наша партия герильерос не поддерживает; это относится и к «Ла Оре», и ко мне.

— Ну да, конечно. Немцы тоже их не поддерживают. Исходя из этого, я и уточняю: я не против вас, я против действующих террористов. На этой основе мы могли бы сотрудничать.

— Хорошо…

— Я говорю с тобой как друг! Хочешь, расскажу тебе кое-что о Кампано? Несколько деталей для киногруппы…

— Пожалуйста, — прошептала она.

— Итак, Хуан Кампано был высоким худым мальчиком, частенько болел, на уроках физкультуры был среди худших. Ссорился с родителями, ушел из дома это уже после того, как он возглавил несколько демонстраций школьников. После объявленного нами розыска он в 1960 году перебрался на Кубу, завершил там на специальных курсах среднее образование и, как выяснилось, стал изучать медицину. Он был одним из тех, кто воспользовался предложением Кастро и учился в университете «на народные средства»; как они там выражаются.

Виола Санчес записывала.

— Вернулся домой с фальшивым паспортом, пройдя марксистскую выучку. Но сначала надо было показать себя. Тогда, в конце 1962 года, ГПТ провела в городе несколько акций. Ему дали примитивную бомбу — динамит плюс батарейка и обычный будильник, ты только представь себе! — которую смастерил один студент-физик. С ней он поехал на автобусе к дому функционера одного из крупных профсоюзов и положил эту штуковину ему под дверь. Нет, это не было покушением — что-то вроде последнего предупреждения. Естественно, друзья сначала все разведали, узнали, что дом не охраняется. Кампано просто проверяли — крепкие ли у него нервы. И приняли его.

— Кампано был членом партии?

— С этого момента — да. После рождества его послали в Моралес, деревушку в горах, где у VIIТ был учебный лагерь. По пути туда ему случайно попался ручной гранатомет. В январе он вернулся в город и решил обстрелять штаб полиции из автофургона. Но ему не повезло. Он промахнулся и попал в светящуюся рекламу ресторана «Формоза». Чтобы не подвергать преследованиям семью, ему пришлось скрываться под чужим именем. Но во время истории с «Формозой» его опознали, и мой предшественник приказал провести обыск в доме родителей. Тогда Кампанс бросил в его машину гранату — не настоящую, такую, знаешь, учебную, и с ней записку: «Оставьте мою семью в покое!..» Думаю, эта сцена вполне может пригодиться для фильма.

Подали сладкое, но она к нему не прикоснулась, записывала. Это удачный ход с его стороны — использовать Виолу Санчес как наживку для немецкой киногруппы, лишь бы она ни о чем не догадывалась.

— Затем партия послала его в горы, в подчинение Турсио Лимы. Подробности стали нам известны лишь в 1966 году, во время их наступления на Сьерра-де-лас-Минас — от перебежчиков. Со временем он кое-чему научился. Возьми его нелепейшую попытку похитить министра юстиции, тогда им был Толедо. И совершенно другая картина — захват машины с Ридмюллером, закончившийся полной удачей.

Понсе предложил ей сигарету. Виола отказалась. Он, нервничая, закурил.

— Ладно, оставим Толедо. Для вас он звезда первой величины, понимаю. Меня это не касается. Политика для меня начинается там, где возникает угроза государственным интересам.

По пути в «Комитет родственников исчезнувших лиц» Кремп говорил:

— Этот Толедо невыносим! Какое тщеславие! Осталось только, чтобы он стал режиссером фильма, а сам фильм — шоу о Тони Великом.

— Без него нам ничего не удалось бы сделать, — сказал Бернсдорф. Сидели бы в приемной этого майора и ждали, пока утвердят наш вариант сценария.

— Разве вы не замечаете, что мы уже готовы подписаться под тем, что заявили только для вида? «Будем говорить обо всем с точки зрения жертв терроризма», б-р-р.