— Но в то же время не могу утверждать что-либо, не имея доказательств. У нас есть только сообщение деревенской девицы, которая известна своей странностью, что она принимала участие в каких-то оргиях и подозревает, что сын одного из самых крупных наших землевладельцев похитил ее ребенка. И вы, Фостер, так же как и я, прекрасно понимаете, что слухи не могут служить доказательством в суде.
Майор Фостер вздохнул.
— В самом деле, милорд, у нас нет ничего лучшего, чем это.
— У нас должны быть более весомые доказательства, — настойчиво сказал лорд Мельбурн. — Выясните, Фостер, когда Николас Верной собирается устроить очередную пирушку в Пещерах. И если я сильно не ошибаюсь, об этом нам может сообщить тот потрепанный батюшка, которого мы только что оставили на ферме у Медвежьей Берлоги.
— Скажите мне, ради всего святого, — воскликнул майор Фостер, — зачем Николасу Вернону потребовался священник?
Лорд Мельбурн взглянул на своего управляющего и собрался было ответить на его вопрос, но затем передумал.
— Я убежден, — сказал он вполне серьезно, — что простые размышления по поводу происходящего нам не помогут. Нам нужны факты, Фостер, факты для доказательства того, что творится что-то неладное.
Он опустил руку и крепко взялся ею за седло.
— Обещаю вам, что я пойду к лорду-лейтенанту, главе исполнительной и судебной власти в графстве, чтобы обрести поддержку закона. Я приведу войска, если нужно. Но я должен иметь вполне определенные доказательства против Николаев Вернона, иначе я стану для всех посмешищем.
Лорд Мельбурн говорил уверенно и действовал, как он считал, осмотрительно. И в то же время он понимал, что все это его чрезвычайно занимало.
Остаток дня лорд полностью провел с главным конюхом, который хотел показать ему годовалых жеребят и настаивал на том, чтобы его светлость осмотрел в соседней конюшне нескольких лошадей, предназначенных на продажу.
После двухчасового упорного торга лорд Мельбурн приобрел, наконец, трех прекрасных многообещающих верховых жеребцов, в результате чего он возвратился домой в прекрасном расположении духа.
На следующее утро, одеваясь с помощью камердинера, лорд подумал, что, возможно, майор Фостер сообщит ему сегодня новую информацию о Пещерах, а когда он спускался по лестнице к завтраку, то признался самому себе, что давно уже ничто не вызывало у него такого интереса, как ситуация в Прайори.
— Сегодня хорошее утро, Ньюман, — сказал он своему камердинеру, принимая от него блюдо с телячьими отбивными, украшенными сливками и свежими грибами.
— Рад видеть вашу светлость в добром здравии, ответил Ньюман.
Он был самым старым слугой, который служил еще отцу лорда Мельбурна.
— Мне следовало бы приезжать в деревню почаще, — сказал лорд Мельбурн, — это явно идет мне на пользу.
— Мы были бы очень рады видеть вас, милорд, ответил Ньюман, и лорд Мельбурн знал, что он сказал чистую правду.
Отведав еще несколько блюд и похвалив повара, лорд Мельбурн направился к парадной двери, перед которой его ждала оседланная лошадь.
Это был черный жеребец, с белыми щетками на передних ногах, великолепный скакун арабских кровей, которого лорд Мельбурн купил в Таттерсэллзе шесть месяцев назад. Он отправил жеребца в деревню и почти забыл о его существовании.
Сейчас лорд смотрел на него оценивающе, с удовольствием осознавая, что ему придется приложить немало усилий, чтобы справиться с этим животным.
Жеребец вставал на дыбы, и два грума еле сдерживали его, пока лорд Мельбурн садился в седло.
— Сарацин застоялся, милорд, — заметил один из грумов, но его слова были излишни, потому что жеребец, брыкаясь и вставая на дыбы, уже скакал по главной аллее, делая все возможное, чтобы доказать свое превосходство человеку, который — и жеребец это инстинктивно ощущал — мог его покорить. |