Ей не было никакой нужды разглядывать огромное перевернутое распятие, большие черные свечи или белую мраморную плиту алтаря, достаточно длинную и широкую, чтобы на ней поместилось обнаженное женское тело. Она и так знала о том, что ее ждет!

Посреди шести широких ступеней, ведущих к алтарю, она увидела золотое кресло наподобие трона, на котором, она знала, ей предстояло сидеть в течение мессы.

Медленно и почти в полной тишине Николас вел ее к этому месту.

Она старалась не замечать взглядов мужчин, пристально смотрящих сквозь свои маски на ее наготу, едва прикрытую белым одеянием. Она старалась молиться, старалась не думать о перевернутом распятии над своей головой, старалась помнить о том, что зло, царящее здесь, имеет не сверхъестественное, а обычное человеческое происхождение — оно живет в сердцах и мыслях собравшихся в этом зале людей.

Когда, наконец, она уселась в приготовленное для нее кресло, Николас отвесил ей издевательский поклон.

— Позволь, Кларинда, еще раз выразить свое восхищение по поводу твоего самообладания, — сказал он, — Ты достойна всяческой похвалы за то, что проявляешь такое послушание. Я вижу, что принял действительно мудрое решение жениться на тебе после того, как нас посетит Хозяин.

— Я ничего не говорила тебе, Николас, — ответила Кларинда и с облегчением почувствовала, что голос ее звучит твердо и бесстрашно. — Знай, что все твои деяния — это зло, порок и богохульство.

Она с вызовом взглянула на него, но когда услышала его смех, то поняла, что ее слова не произвели на него никакого впечатления.

— Скоро ты изменишь свое мнение, — сказал он, и будешь меня благодарить.

Подтекст этих слов был невыразимо ужасен.

Затем Николас оставил ее, и она увидела, что он подсел за столик к наиболее развязно ведущим себя женщинам; двое их кавалеров были уже сильно пьяны.

Кларинда огляделась. По обе стороны от нее стояли две жаровни, на которых тлела магическая трава.

Она вдохнула запах дыма и поняла, что это сильный наркотик. Она почувствовала, как он затуманивает ей голову и мысли теряют свою остроту.

Она была уверена в том, что травяная смесь состоит из белладонны, болиголова, вербены и мандрагоры, и приказала себе не терять ясности ума, иначе могла утратить решимость осуществить задуманное.

Прямо перед ней стоял столик с экзотическими блюдами. Время от времени к нему подходили гости, но Кларинду интересовал лишь серебристый блеск, возникающий тогда, когда они резали еду. Она увидела ножи. Один из них, с тонким, остро отточенным лезвием, пронзит ее тело без особых усилий.

Она должна им как-нибудь завладеть. Но она знала, что ей необходимо дождаться того момента, когда реакция пользующихся ножами мужчин и женщин будет настолько притуплена действием напитков и экзотического аромата, что они не смогут ей воспрепятствовать.

«Господи, помоги мне… Пожалуйста, Господи… помоги», — молилась она.

Когда шум пьяных голосов усилился, а женские взвизги стали звучать еще громче, Кларинда перестала смотреть на развернувшиеся перед ней разгульные сцены и подняла глаза к неокрашенному известняковому потолку.

«Я не хочу смотреть… Я не хочу смотреть… — говорила она про себя. — Это слишком низко. Это зрелище устраивают мужчины и женщины, которые отбросили все человеческие нормы поведения… и опустились ниже…животных».

Она сложила руки и произнесла молитву — молитву, которую повторяла всю свою жизнь перед тем, как лечь в постель, молитву, которой научила ее мать, когда она была крошечным ребенком. И когда прекрасные знакомые слова принесли ей некоторое утешение, она начала молиться за то, чтобы ее спасли.