Мне хочется пофотографировать птиц, но начало не предвещает удачи, так как еще издалека нас встречает флотилия чаек. Встревоженные, они носятся над лодкой, кричат, беснуются, и я беспокоюсь, как бы пернатые хозяева этого кусочка земли меня не обстреляли содержимым своего кишечника. Некоторые из чаек большие мастера этого дела. Потом молча и деловито бакланы снимаются с камней все до единого и уносятся вдаль на поиски спокойного места. За ними в воздух поднимаются белоснежные пеликаны.

Тихо высаживаюсь на берег, стараюсь не шуметь, не делать резких движений, медленно ползаю на коленях возле лодки, иногда ложусь на землю, а уж на птиц не смотрю, зная о том, как они хорошо замечают взгляд человека. Вблизи моей высадки расположена целая колония хохотунов, среди белоснежных птиц, украшенных черными головками, множество сереньких птенцов-подростков. Кое-кто из них, подгоняемый родителями, уже спускается на воду. За мною зорко наблюдают тысячи глаз. Постепенно, не поднимаясь с колен, стараюсь подобраться поближе к колонии. Часто ложусь на землю, притворяюсь спящим.

Нет, не удается мне перебороть недоверие птиц и обмануть их бдительность, боятся они человека, и число серых птенчиков на воде становится все больше и больше. Совсем обеспокоилась колония пернатых, весь детский сад собрался густой толпой, приготовился к побегу с острова. Тогда я повернулся к птицам спиной, фотографирую тех, кто у берега, но при помощи зеркальца слежу, что происходит у меня сзади. И вот удивительно: птицы сразу успокаиваются, толпа птенцов направляется от берега. Тогда я быстро поворачиваюсь и наспех делаю несколько снимков. Серая масса птенцов выстраивается узкой вереницей, спешит к воде. Я знаю, снимки мои не будут хорошими, слишком далеко от меня птицы. Но подползти ближе не решаюсь, очень жаль пернатое население островка.

К громким крикам птиц добавляется еще какое-то горестное пение. Потом я догадался: это заверещали перепуганные и беспомощные птенчики. Мне теперь казалось, что каждый из них был удручен, даже парализован страхом за свою судьбу. Представляю, какой разбой могли учинить добравшиеся сюда лисица или волк!

Очень жалко птиц, я поспешно отступаю, ползу к лодке, превозмогая боль от острого щебня, впивающегося в колени, искоса поглядывая на потревоженное общество. Слава Богу! Масса птенцов остановилась, задержалась на берегу, постепенно направилась обратно.

Скорее отчаливать от острова напуганных обитателей и плыть к берегу, к биваку!

А на острове птицы как будто успокоились, крики их затихли. Но зато очень долго, до самой темноты, до нас доносилось негромкое гнусавое и протяжное завывание множества голосов.

Бедные чайки, наверное, перепутали своих птенцов и теперь разбираются!

ЗАПОВЕДНАЯ РОЩА

Мы путешествуем по Туркмении и едем по кромке большой пустыни Каракумы. Жаркая безводная пустыня, бесконечные пески и дорога, местами переметенная песчаными надувами. Вдруг в стороне показался небольшой лес рядом с высокими барханами. Обрадовались, поехали к нему. Здесь оказалась густая роща из каратуранги, лоха и тамариска. Просто удивительно, как они сохранились в безлесной пустыне. Но часть рощи оказалась занятой: среди деревьев светлели высокие надгробия полуцилиндрической формы из простой насыпи. По концам насыпи наклонно вбиты длинные колья с привязанными на них кусками материи. Роща оказалась кладбищем. Не особенно приятное место для бивака. Но глубокая тень от солнца успокоила нас, и мы смирились с тем, что будем ночевать рядом с усопшими, к тому же полагая, что наибольшая опасность все же исходит от здравствующих.

Едва мы выбрали место для бивака, как из ближайших зарослей раздалось громкое, резкое и какое-то необычное кваканье лягушек. По-видимому, недалеко находилось озерко или болотце. Захватив с собой портативный магнитофон, я пошел по направлению звуков.