Сегодня утром Балхаш необыкновенен: тих и спокоен, сверкает торжественной голубизной. Редко таким бывает озеро. Тучи ушли на рассвете, сейчас же солнце начинает прогревать острова. По гладкой поверхности воды наша лодка «Пеликан» плывет покойно, оставляя позади широко расходящийся в стороны след. Наш путь лежит к острову, расположенному недалеко.

Высоко в небе появляется тезка нашей лодки и, планируя, облетает ее. Потом лодку обгоняет большая голубая стрекоза-анакс. Она превосходная летунья, тоже путешественница, и держит путь к тому же берегу, что и мы. Еще нас настигает большой слепень-табанус, облетает вокруг, но не садится, не пытается полакомиться кровью, а летит, как и стрекоза, тоже к острову. По пути еще встречаем несколько плывущих в воде кобылок-атбасарок. Они отправились в полет, да не рассчитали силы.

Из воды торчит небольшой каменный островок. На его мыске, выдающемся в озеро, сидит баклан и возле него две сороки. Что им здесь понадобилось, на голой косе? Уж не ожидают ли они от искусного рыболова подачки? Многие птицы досаждают бакланам, отнимая у них рыбу. Впрочем, утверждают, будто баклан, отличнейший рыболов, едва ли не добровольно отдает свою добычу вымогателям.

С другой стороны каменного островка в напряженной позе застыла серая цапля. Обеспокоенная нашим появлением, она не выдерживает, взлетает. Поднимается и баклан, сороки от него не отстают, следуют за ним.

Вот и остров, и глубокая бухточка, удобная для нашей лодки. Мы еще не успели пристать, как с берега поднимается большая стая чаек с истеричными криками. Чтобы обследовать островок, следует запастись терпением. А он очень своеобразен — низкий, с пологими берегами из нежно-розовых гладких скал. На самой середине острова — кусочек каменистой пустыни и небольшой солончак в понижении, зеленая полоска кустарника у галечникового прибойного вала. Удивительно разнообразие пустыни на этом кусочке земли: высокий и колючий чингил, светло-сизый терескен, курчавка с красноватыми семенами, покрытый розовыми цветами тамариск, очень много самых разных солянок и сухих коротеньких злаков. Всюду лежат сгоревшие от солнца, совершенно сухие коричнево-красные большие листья ранневесеннего ревеня Максимовича. Его стебли с семенами давно обломились и, подобно перекати-полю, ускакали по ветру, упали в озеро, уплыли.

Но чайки не дают покоя, встревожены, крикливы. Среди них больше всего крачек, меньше — малых крачек, еще меньше — озерных чаек. Те же, чьи гнезда далеко, успокоились, часто взмахивая крыльями, повисают в воздухе над своим гнездом, прежде чем на него усесться. Нашли здесь приют и луговые тиркуши. Остров для них, любителей заболоченных лугов, необычен. Зато общество чаек кстати — вон какая большая и дружная армия выступила против нарушителей покоя. В единении — сила! Ради безопасности можно поступиться привычками предков и поселиться на сухом каменистом островке, благо кругом вода.

Осторожно ступаю по камням, боюсь отвлечься в сторону, чтобы не наступить на гнезда обитательниц острова. Яйца лежат просто в ямках, иногда окружены сухими палочками. Все они охристо-зеленоватые в многочисленных, подчас весьма замысловатых смоляно-черных точках, пятнышках, полосках, завитушках. В одних кладках яйца крупные, в других — помельче. Очень редки кладки из белых яиц, наверное, тиркуш. У птиц сейчас в разгаре откладка яиц, и птенцов еще нет. Больше трех яиц в ямках не лежало. Такова предписанная жизненными правилами норма.

Птиц очень много, весь воздух пестрит от них.