И тут одинокий выстрел разрывает утро. Чайки с громким хлопаньем крыльев взмывают в небо. Кэм затаивает дыхание.

Передняя дверь будки отворяется, и наружу выходит Китон с пистолетом в опущенной руке. Все оружейные стволы на причале направляются на сплёта.

— Отставить! — командует Кэм.

Офицеры подчиняются. Китон проходит через весь причал и вкладывает пистолет в ладонь Кэма.

— Готов, — только и молвит Китон. Потом забирается на пассажирское сиденье ближайшего джипа и закрывает глаза в ожидании дальнейших событий.

На восточном берегу Молокаи рядом с белой деревенской церковью расположено старое кладбище для прокажённых. Сегодня здесь хоронят Дирка. Скромную церемонию проводит военный пастор. Присутствуют только Кэм и Уна. Пастор заученно бубнит заупокойную службу; поминает милость Господню, вечную жизнь и предаёт душу Дирка в руки Всемогущего. Кэм кривится — он ощущает себя лицемером, принимающим участие в спектакле. Но, с другой стороны, кто он такой, чтобы решать, была ли на самом деле у Дирка душа? Лучше проявить излишнее милосердие, даже если это ошибка.

Кэм без утайки докладывает своему начальству в Вашингтон всё об инциденте с побегом и последующей смертью Дирка. Доктор Петтигрю отправляет злобный доклад, расписывая, как некомпетентно вёл себя в этом деле Камю Компри, но его донос уравновешивается рапортом шерифа, который, к удивлению Кэма, даёт высокую оценку его действиям в кризисной обстановке.

В конце концов начальство принимает решение не проводить дознания. Обходится даже без лёгкого шлепка по рукам.

— Ты разочарован? — интересуется Уна, когда жизнь возвращается в привычное русло.

— Вообще-то да. Немного.

Правда в том, что весь молокайский комплекс — альбатрос на шее военного ведомства. Сплёты настолько всем несимпатичны, что публика предпочитает делать вид, будто их нет. Только сейчас Кэм начинает понимать, что и он в их числе. Когда-то он был сияющей звездой, гордостью армии, а теперь служит напоминанием о непомерной гордыне военных. Кому же понравится, когда неприглядная правда постоянно колет глаза?

— Знаешь, в игноре есть свои преимущества, — замечает Уна. — Очень немногие способны обрести уважение к себе, находясь под микроскопом.

Через три недели после инцидента с Дирком наступает радостный день. Очередная значительная веха в жизни сплётов. Шестеро из них — трое парней и три девушки, достигшие наибольших успехов в интеграции личности, — зачислены в старшую школу. Решено, что они будут ходить в десятый класс. Конечно, это не совсем правильно, потому что членам их «внутреннего сообщества» от тринадцати до семнадцати лет, но посадить всех в девятый кажется неоправданной жестокостью. К удивлению Кэма, предложение о том, чтобы сплёты начали посещать школу на Молокаи, исходило от местных жителей, по всей видимости, желающих отмежеваться от давешних линчевателей. Иногда терпимость отвешивает оплеуху предрассудкам. Тем более что для жителей городка Китон Шелтон стал кем-то вроде народного героя.

Вечером накануне великого дня Кэм и Уна приглашают шестёрку счастливчиков на торжественный ужин в большой столовой особняка, той самой, где когда-то «Граждане за прогресс» угощали, поили и подкупали сильных мира сего. Эти сплёты больше не носят блёклые больничные пижамы. На юношах джинсы и удобные футболки. Уна съездила в Гонолулу, чтобы подобрать модную одежду для девушек.

Застольная беседа течёт оживлённо, лишь изредка спотыкаясь и тут же возобновляясь. После десерта будущие школьники упрашивают Кэма с Уной поиграть на гитаре и добиваются успеха, так что вечеринка заканчивается импровизированным дуэтом. Надо же, Уна поддалась на уговоры сплётов и согласилась играть на публике! Кэму никогда бы этого не добиться…

Настала пора прощаться.