Они, казалось, открывали друг друга заново — и вместе с тем, навечно прощались.
— О, Хашим, — сдавленным голосом прошептала Сиенна.
Он понес ее наверх по шаткой лестнице в спальню и положил на кровать с особой осторожностью, будто куклу из тончайшего фарфора.
Они раздевались медленно, не произнося ни слова. На секунду девушка задумалась, сколько пар точно так же лежали в этой постели, сколько детей было здесь зачато… Призрачные поколения любовников минувших лет промелькнули перед мысленным взором, и на глаза навернулись горькие слезы, которые Хашим нежно утер.
— Не плачь!
Некоторое время они лежали, не засыпая, но вскоре Сиенна сделала попытку отодвинуться. Лучше сделать первый шаг, чтобы не оказаться в роли брошенной.
— Пойду, приведу в порядок кухню.
Хашим крепче обнял ее за талию.
— Это может сделать телохранитель.
Но она отрицательно покачала головой и высвободилась из объятий.
— Не надо посторонних. Давай я выброшу мусор, а ты помоешь посуду.
Шейх не знал, сердиться или смеяться.
— Да, Сиенна, — прошептал он.
На душе его лежал камень.
На обратном пути в лимузине царило молчание, хотя водитель и не мог ничего слышать. Начался дождь, и по затемненному стеклу барабанили капли — безысходные слезы небес.
Уже на подъездах к Кенсингтону Хашим взял девушку за руку и спросил:
— Поедешь со мной в отель?
— Нет.
— Сиенна?
Она повернулась к нему: в грустных зеленых глазах было столько достоинства, что у Хашима перехватило дыхание. Раньше он легко заставлял ее поступать против воли, пользуясь лишь силой сексуального притяжения. Но сейчас другое дело.
Они оба стали другими — равными. Сиенна откажется подчиниться, а Хашим, в свою очередь, не сделает попыток ее сломать. Конечно, неподходящее время для осознания таких вещей, но будет ли иное?
Только не с Сиенной.
Шейх открыл дипломат, который всегда был с ним, вынул маленькую кожаную коробочку и протянул девушке, однако та возмущено затрясла головой.
— Нет, Хашим! Мне не нужны твои бриллианты и изумруды, покорно благодарю! Я давно сказала, что меня нельзя купить!
Он тихо рассмеялся.
— Знаю, моя огненная Сиенна! Не торопись с выводами, — мужчина положил коробочку ей на ладонь. — Пожалуйста, посмотри.
Она открыла крышку дрожащими пальцами.
На синем бархате лежало ожерелье: тонкая цепочка изящной работы с золотым кулоном в виде крохотной птицы. Цепочка струилась змейкой, завиваясь в кольца и сверкая подобно солнцу.
— Что это?
— Золотой орел, такой же, как и на флаге моей страны. Он символизирует свободу и силу, и только здесь можно увидеть его на привязи.
Как и сам Хашим, невольно подумала Сиенна, внимательно рассматривая тонкую работу и стараясь сдержать слезы. Сила и свобода от любых оков.
— Так… красиво.
— Можно, я помогу тебе его надеть?
Девушка кивнула, опасаясь произнести слова, которые потом не возьмешь назад. Слова любви, которые сделают расставание еще более болезненным.
Хашим приподнял ее тяжелые блестящие волосы и поцеловал нежную шею.
— Ты ведь хотел застегнуть ожерелье…
Ее слегка смущенный голос прогнал беспокойные мысли.
На миг их взгляды встретились, и сердце Сиенны пронзила боль. Отвернувшись и глядя в окно с отчаянием утопающего, путем отчаянных усилий пытающегося выбраться на поверхность, она увидела свой дом.
— Ну, вот и все! Спасибо, береги себя.
Хашим поцеловал кончики ее пальцев и бросил что-то шоферу на родном языке. Тот вышел из машины и достал из багажника единственную сумку. |