Анни медленно обретала ясность мыслей — и это ей вовсе не нравилось. Ей не хотелось думать ни о чем — ни о прошлом, ни о будущем. Она могла только чувствовать, только вдыхать его запах, замереть в его объятиях. Но мысль о том, что, по всей вероятности, это последняя ночь, которую они проводят вместе, возвращалась к ней. Завтра Харпер отправится в рейд, и если все пройдет так, как они думают, если они узнают правду о смерти Майка, больше у него не будет причин оставаться на ферме.

Ее глаза наполнились слезами, но она сумела сдержать их. Он говорил, что ждет от нее честности, — но Анни не могла, не хотела показывать ему свою печаль. Тем более теперь, когда он и без того вскоре должен был покинуть ее. У нее не было никакого способа, чтобы удержать его. Оставалось только надеяться и молиться, что он успел привязаться к ней и скоро захочет вернуться.

— Детка?..

Почему-то слова эти всегда вызывали у нее чувство боли и какой-то непонятной жалости к самой себе. Нет, она не будет плакать, не будет печалиться. Она сумеет улыбаться ему и смеяться вместе с ним. Улыбнувшись, она уткнулась ему в плечо и вздохнула:

— Хм-м?..

Харпер усмехнулся:

— Ты мурлычешь, совсем как большая ласковая кошка.

— М-м… именно так я себя сейчас и чувствую. — Она провела пальцами по его волосам.

Харпер вздохнул с облегчением. Мгновение назад он чувствовал, что Анни вот-вот заплачет — и боялся, что все снова повторится как в прошлый раз. Он был рад, так рад, что она не заплакала… Нет, сегодня ночью такого не будет. Какие же у нее нежные, ласковые руки… Он тихонько застонал от наслаждения:

— Ты просто чудо…

— А теперь кто из нас мурлычет?

— Мужчины не мурлычут, — наставительно заметил он. — Это было удовлетворенное рычание.

«Вот так. Смейся — ради меня, смейся, Анни. Позволь мне слышать твой смех. Позволь хоть раз увидеть тебя счастливой».

— Удовлетворенное, значит? — Она подняла голову и улыбнулась ему.

Какие у нее ласковые глаза — они так и лучатся светом…

— Черт побери, детка, если бы я был удовлетворен больше, чем сейчас, я был бы уже в раю. Только скажи мне ради всего святого: Джейсон крепко спит по ночам?

Улыбка Анни стала шире:

— Как сурок.

— В таком случае…

Харпер напрягся и поднялся, все еще прижимая к себе Анни; поцеловал ее — раз, другой…

— Давай-ка пойдем наверх и отыщем там хорошую мягкую постель.

Анни снова уткнулась головой ему в плечо:

— Хорошая мысль, но, надеюсь, ты понесешь меня на руках. Не думаю, что я смогу идти.

— Детка, если я возьму тебя на руки, дальше дивана мы не доберемся.

— Я всегда любила этот диван…

До дивана им таки удалось добраться; Харпер растянулся во весь рост, перевернулся на бок и с удовлетворенным вздохом снова прижал Анни к груди.

— Сказал бы я, что это похоже на старые, добрые времена, когда мы прятались здесь от папы и…

— Но тогда мы были одеты.

Харпер прижался лбом к ее прохладному лбу.

— Мы что, играем в старые, добрые времена, Анни?

Она немного отодвинулась, заглянула ему в глаза:

— Тебе это не нравится? Тебя что-то тревожит?

— Да. Тревожит.

— Я тогда сказала тебе правду. Ну… до этого, вечером. Я люблю тебя.

— Анни…

— Не-ет. — Она прижала тонкий пальчик к его губам. — Нет. Ты хотел от меня честности, и я буду честной. Я люблю тебя.