Но Одри Ланкастер, вероятно, слишком особенная, чтобы действовать по плану.
Снова откидываюсь на подушки и закрываю глаза. Проигрываю в мыслях каждое проведенное вместе мгновение, чтобы завтра, проснувшись, помнить о нем, не упуская ни одной детали. Потому что малозначимых моментов между нами не было.
Остаток недели проходит, как в тумане. Я все делаю на автомате, как будто кто-то выключил остроту восприятия от побед. Я всегда возбужден, когда участвую в судебном процессе. Баталии, основанные на законах и судебной практике, приводят мой организм в состояние боевой готовности. Я вгрызаюсь в оппонента острыми клыками, а к концу заседания разрываю на мелкие ошметки, которые бросаю к ногам присяжных, чтобы они полюбовались моей работой и подарили заслуженную похвалу в виде моего выигрыша.
Но из-за мыслей об Одри и зацикленности на нашей сессии, я не могу трезво оценивать происходящее вокруг меня. Во вторник мой помощник указал мне на пробел, который я допустил при изучении материалов дела. Пробел, который мог бы привести меня к проигрышу и поставить под сомнение мою квалификацию. Я знаменитый адвокат, который не привык проигрывать, и такой поворот оставил бы огромное пятно на моей репутации и самооценке. К четвергу я уже ненавидел Одри всеми фибрами души за то, что мысли о ней мешали мне работать.
Вечером четверга я решил, что дальше так продолжаться не может, и вызвал к себе домой Лору. Она приехала, готовая к сессии, но уж точно не готовая к тому, что я для нее приготовил. Из-за озлобленности на себя самого и Одри, я мучал девушку три часа, и только потом позволил кончить. Мне пришлось оставить ее у себя ночевать, потому что она даже не могла стоять на ногах к концу нашей встречи. Еще ни разу я так не выходил из себя. Я не был жесток физически, но морально я ее раздавил. Утром пятницы я отвез ее домой на своей машине, потому что знал, что она будет нуждаться в утешении немного дольше обычного. И теперь я чувствую себя виноватым, потому что руководствовался не желаниями и здравым смыслом, а ненавистью, причем к другой женщине.
– Поздравляю с победой! – кричит мне Беттани Хоуп, адвокат противной стороны, когда я собираю со стола свои вещи.
Наконец я вернулся в строй и выиграл дело не благодаря помощникам, а потому что ночь с Лорой накануне расставила в моей голове все по местам.
– Спасибо, – сухо отзываюсь оппоненту.
Беттани подходит ближе и начинает бедром полировать край стола рядом со мной. Эта женщина меня раздражает. Она строит мне глазки в совершенно неуместных ситуациях. Как эта, например. Если бы я проиграл дело, то в лучшем случае просто кивнул бы оппоненту и вышел из зала, направляясь в офис анализировать, что же упустил в этом деле. Но я никогда не проигрывал и, возможно, поэтому ее поведение так на меня действует.
Поднимаю взгляд и встречаюсь с прищуренными карими глазами. Беттани жадно пожирает мое тело голодным взглядом, в который раз демонстрируя мне свое желание. Хочется хмыкнуть, но я к таким взглядам привык и вообще мама учила меня быть джентльменом. Поэтому сдержанно улыбаюсь и продолжаю складывать документы в кейс.
– Ты был хорош, – нарушает Беттани тишину между нами, врываясь в гудящий рой голосов в зале.
– Спасибо.
– Может, отметим твою победу? – не унимается она, проводя по краю раскрытого кейса пальцем с красным маникюром и мне хочется отодвинуть его.
– Спасибо за предложение, но я уже договорился отметить с коллегами.
– А после?
Вздыхаю, потому что намеков именитый адвокат Хоуп не понимает и я, кажется, столкнулся с необходимостью объяснить все без экивоков. Уже поднимаю голову, чтобы высказать все, что думаю, но тут у меня пропадает дар речи, потому что моя клиентка подскакивает с места, бросив на стол телефон, по которому еще пару секунд назад жаловалась матери на теперь уже бывшего мужа, и кричит буквально мне в ухо:
– Одри! Ты пришла!
– Прости, Симона, я не могла раньше, – произносит бархатный глубокий голос, который ассоциируется с расплавленной карамелью и кожаными штанами. |