Например, о тех годах, которые предшествовали моему судебному делу. Мне бы хотелось растолковать людям, в чем состоял смысл нашего движения.
Эрве обеспокоенно поглядывает на Ронана, а тот продолжает говорить, уставившись в потолок, будто бы сам с собой.
— Нас нельзя назвать хулиганами. Это нужно всем вбить себе в голову. Но мы также не были и святошами.
Внезапно он оборачивается к Эрве и хватает его за руку.
— Начистоту?
— Да, конечно, — кивает Эрве. — Но тебе не кажется, что самое лучшее — позабыть всю эту историю?
Ронан зло усмехается.
— А тебе пришлось бы по вкусу, если бы я рассказал о наших собраниях, ночных походах, да обо всем, чего уж там мелочиться? Вы могли бы помочь мне во время суда. Но вы меня бросили. О, я на тебя не в обиде!
— Я испугался, — прошептал Эрве. — Я не думал, что все пойдет так ужасно.
— Ты хочешь сказать, что не принимал всерьез наши действия?
— Да. Именно так. И видишь ли… Я хочу быть с тобой совершенно откровенным. Когда я навестил тебя в тюрьме… Все, что ты мне рассказал… о Катрин… о Кере… все это меня обескуражило… Поэтому я и не стал больше приходить. Но сейчас все позади. Все в прошлом.
С улицы несется автомобильный гудок.
— Господи! Это Иветта! Она теряет терпение.
Эрве подбегает к окну, сложной мимикой что–то изображает поджидавшей внизу девушке, затем тычет пальцем в часы, давая понять, что он не забыл про время, после чего с озабоченным видом возвращается назад.
— Извини, старик. Сам видишь, какая она у меня.
— Если я тебя правильно понял, — отвечает Ронан, — ты хочешь сбежать… Опять.
Эрве садится. Пожимает плечами.
— Можешь наорать на меня, если тебе это облегчит душу, — предлагает он. — Только поторопись. Ты хочешь о чем–то меня попросить? Тогда давай!
Они чуть ли не враждебно смотрят друг на друга, но Ронан идет на мировую. И насмешливо улыбается.
— Я напугал тебя. Мое желание написать книгу, похоже, тебя совсем не обрадовало. Могу представить себя на твоем месте. Успокойся. Это всего–навсего задумка. Я не намерен выяснять отношения с моими старыми соратниками. Но мне надо попросить тебя о двух вещах, две маленькие просьбы. Во–первых, я бы хотел иметь фотографию могилы Катрин. Ведь она… умерла уже после того, как меня арестовали. А сейчас ты сам видишь, в каком я состоянии. До кладбища мне не добраться. А к кому я могу еще обратиться за помощью? Не к матери же. Ты можешь представить ее с фотоаппаратом перед могилой? Особенно этой! Со стыда умрет.
— Можешь на меня положиться. Сказано — сделано.
— Спасибо… А вторая просьба… Мне хотелось бы иметь адрес Кере.
Тут уж Эрве рассердился.
— Вот это нет! — восклицает он. — Опять твои штучки–дрючки! И где, по–твоему, мне его искать. А? Давным–давно он здесь не живет.
— Найди его. Это не должно быть особенно сложно.
— А зачем тебе его адрес? Собираешься написать ему?
— Сам еще не знаю. А почему бы и нет?
Снова раздается звук клаксона, на этот раз более протяжный. Эрве встает. Ронан удерживает его за рукав.
— Ты должен это сделать. Должок за тобой… — говорит он скороговоркой, будто стыдясь своих слов.
— Ладно. Согласен. Ну давай, до скорого и лечись хорошенько.
Ронан сразу успокаивается и заметно веселеет. И, когда Эрве доходит до двери, бросает ему вдогонку:
— И что у тебя за тачка?
— «Порше».
— Везунчик!
Пожилая женщина поджидает гостя возле лестницы. |