— У меня не так много портретов. Несколько этюдов, не болеее…

— Они моего друга несколько обескуражили. Он сказал, что единственная вещь, доступная его пониманию, это написанный маслом мужской портрет.

— А, этот! Просто эксперимент, прихоть. Мои лучшие работы — пейзажи Уилтширских холмов, сделанные год-другой назад. Я писала с натуры, без предварительных набросков.

И девушка описала несколько полотен.

— Звучит прекрасно, — заявил Уимзи. — Великолепно! Хотел бы я уметь что-нибудь в этом роде. А так приходится искать убежища в книгах. Для меня это действительно попытка к бегству. А для вас?

— Что вы имеете в виду?

— Думаю, для большинства людей это так. Слуги и фабричные рабочие читают про прекрасных девушек и про их смуглых красавцев-возлюбленных на фоне роскошных, раззолоченных декораций, в блеске драгоценностей. Неудовлетворенные старые девы читают Этель М. Делл. Скучные конторские служащие читают детективы. Они бы не стали, войди в их жизнь реальное убийство и полиция.

— Не знаю, — ответила она. — Когда Криппен и Ле Нев оказались на борту парохода, они читали Эдгара Уоллеса. — Голос девушки утратил равнодушную монотонность; теперь она казалась почти заинтересованной.

— Да, Ле Нев читала, — подтвердил Уимзи, — но я никогда не поверю, что она знала об убийстве. Я думаю, она изо всех сил стремилась закрыть глаза на правду, читала ужасы, пытаясь убедить себя, что ничего подобного с ней произойти не может. Сдается мне, такое вполне возможно, нет?

— Не знаю, — ответила Энн Дорланд. — Конечно, детективы могут занять мозги. Почти как шахматы. Вы играете в шахматы?

— Очень плохо. Игра мне нравится, но я начинаю думать об истории фигур или красоте ходов, и в результате проигрываю. Я не шахматист, нет.

— Я тоже. Но мне бы хотелось научиться.

— Да, это помогает не думать о болезненном и мучительном. Шашки, домино или пасьянс в этом смысле даже лучше. Никакой связи с миром. Помнится, — добавил Уимзи, — как-то раз со мной случилась крупная неприятность, и я весь день раскладывал пасьянс. Я был тогда в частной лечебнице, после контузии. Я выбрал простейший пасьянс, «Демон», глупейшая игра без тени мысли. Я все раскладывал и раскладывал его, сотни раз за вечер, просто чтобы перестать думать.

— Значит, вы тоже…

Уимзи ждал, но девушка так и не закончила фразы.

— Конечно, это своего рода наркотик. Мысль избитая, но, тем не менее, верная.

— Да, верная.

— И детективы я тоже читал. Когда не мог вынести ничего другого. Во всех остальных книгах речь шла про войну, или про любовь, или еще про какую-нибудь чертовщину, о которой мне не хотелось думать.

Анна беспокойно задвигалась.

— Вы ведь тоже прошли через это, правда? — мягко спросил Уимзи.

— Я? Ну, знаете…это, конечно, неприятно…полиция…и все прочее.

— Но вы ведь не из-за полиции нервничаете, правда?

Причины для волнения, у нее, конечно, имелись, если, конечно, Анна не пребывала в неведении; но его светлость похоронил это знание в глубинах души, стараясь ничем себя не выдать.

— Все ужасно, не правда ли? Что-то вас гнетет…хорошо, не говорите, если вам не хочется, но… это мужчина?

— Во всем обычно замешан мужчина, так? — Она отвела глаза и ответила с некоторым смущением, но и с вызовом.

— Почти всегда, — ответил Уимзи. — К счастью, это проходит.

— Смотря что.