Бренда содрогнулась.

– Но что, если беда все-таки случится? Вдруг кто-то сломает ногу?

– Это вряд ли возможно, но если бы такое и произошло, пострадавший знал бы, что его спутник не бросит его и сумеет оказать помощь.

– Я никому не смогла бы настолько довериться, – с силой проговорила Бренда. – Никому!

И она украдкой покосилась на горы, с ужасом представив себе, что оказалась там, наверху, одна, да еще со сломанной ногой. Нет, никакая сила в мире не заставила бы ее довериться своему спутнику и покорно ждать, пока тот приведет спасателей. Ни за что! Скорее уж она ползла бы, пока хватит сил, но справилась бы с трудностями самостоятельно.

– А вам никогда не приходило в голову, что страх довериться другим, возможно, вызван ранней смертью ваших родителей? – как всегда неожиданно переключился на другую тему Гриффин.

Бренда оцепенела от ярости и гневно бросила ему в лицо:

– Да с какой стати? Они же не виноваты, что погибли, а у меня оставалась бабушка, которая дала мне приют и свою любовь…

– Но все равно не могла заменить вам родителей, – все так же негромко, но напористо продолжал Гриффин. – Ребенок, в отличие от взрослого, не всегда способен мыслить логично. Это теперь вы понимаете, что родители покинули вас отнюдь не по собственной воле, а в детстве наверняка не только испытали страх и боль утраты, но и гневались на отца и мать за то, что остались одна.

– Нет! – поспешно возразила Бренда и тут же поняла, что этим восклицанием только подтвердила его правоту.

Как сумел он угадать ту бессильную злость, которая так долго терзала ее после гибели родителей? Каким образом узнал, что порой она почти ненавидела их за то, что они ушли, оставив ее без своей любви и защиты?

– А как было с вами? – с вызовом бросила девушка, отчаянно сражаясь с непрошеными воспоминаниями. – По вашей теории выходит, что вы должны были чувствовать себя виновным в смерти отца…

Даже в гневном запале Бренда не посмела вымолвить жестокое слово «самоубийство» и нанося удар, все же не смогла прямо взглянуть в глаза Гриффину.

Секунду ей казалось, что ответа она так и не получит, но тут он все же заговорил, и слова его потрясли ее:

– Да, – сказал он, – именно так все и было… И до сих пор иногда я чувствую эту вину. Принять ее, научиться жить с этим чувством, вместо того чтобы отрицать его яростно, для меня стало, пожалуй, самым тяжким и страшным испытанием. Невероятно трудно оказалось не поддаться самобичеванию и не каяться перед собой в преступлении, которого я не совершал. Отрицательные эмоции бывают порой так же опасны, как наркотики; от них тоже можно попасть в зависимость. Подумайте об этом, – посоветовал Гриффин и отвернулся, собираясь уйти.

Бренда вскочила, чтобы опровергнуть его слова, и тут вдруг внезапный порыв ветра запорошил ей пылью глаза. Она вскрикнула от боли, заморгала и принялась машинально тереть веки.

Услышав ее возглас, Гриффин тотчас обернулся и бросился к ней.

– Что такое? Что случилось? – обеспокоенно спросил он.

– Ничего страшного, – пробормотала Бренда, – пылинка попала в глаз.

– Дайте-ка посмотреть…

– Нет!

Девушка отпрянула было, хорошо сознавая, в какое смятение повергнет ее близость Гриффина, но было уже поздно. Он шагнул к ней и, одной ладонью обхватив лицо, другой легонько повернул его к свету.

Глаз пульсировал острой болью, из него беспрерывно сочились слезы, но девушка все равно мучительно ясно ощутила обжигающее прикосновение сильных мужских пальцев. Она задрожала всем телом и почувствовала, как налились тяжестью ее груди и торчком встали соски, натянув тонкую ткань блузки.