Жалела себя. Однажды я открыла дверь, поняла, что она никогда не была заперта, и улетела. Свободная как птица.
— Так легко, так просто…
— Нет, не легко и не просто. Но в конце концов я развелась с Энди и ничуть не жалею. Не хочу говорить об этом. Все осталось в прошлом. Будь добр, передай мне еще одно пирожное.
Эдвин протянул ей тарелку и небрежно сказал:
— Итак, в марте ты станешь еще более свободной. Тебе не придется заботиться о гостинице, не придется руководить и готовить. Чем ты собираешься заняться?
— Поисками работы. — Она принялась за пирожное.
— У меня есть для тебя работа.
Долорес бросила на него удивленный взгляд и с полным ртом пробормотала:
— Не надо, Эдвин!
— Ты даже не знаешь, о чем идет речь.
— Не люблю подачек.
Он тяжело вздохнул.
— Так и знал, что ты это скажешь…
— Тогда зачем говорил?
— Потому что эта работа как раз для тебя. Она придется тебе по душе. А заговорил я потому, что никто не справится с ней лучше тебя.
Она поставила чашку и молочник на журнальный столик.
— Не говори мне, что ты уволил миссис Шеффер и хочешь, чтобы я играла роль твоей экономки, повара и любовницы одновременно.
Он усмехнулся.
— Гмм… А что, неплохо… Как это не пришло мне в голову?
— И слава Богу. Я никогда больше не соглашусь вести хозяйство. Ни у холостяка, ни у женатого. Хватит с меня… Еще чаю?
— Спасибо, с удовольствием. — Он протянул ей чашку и чарующе улыбнулся. — Ты все еще не хочешь выходить за меня замуж?
— Нет. Если бы мы поженились, я бы чувствовала себя в долгу по гроб жизни, потому что ты избавил меня от бедности и лишений. — Она поставила чайник и откинулась на спинку дивана. — Так и вижу газетные заголовки: «Богатый промышленник из милости женится на немолодой разведенной женщине без гроша в кармане», или что-нибудь еще хлеще. Сам знаешь, на что способны эти бульварные листки. Они поместят наши фотографии на первой странице и не позаботятся о том, чтобы отретушировать мои морщины…
— Перестань, Долорес! Рано или поздно ты все равно выйдешь за меня замуж. Поэтому можешь не заниматься самобичеванием. Ты вовсе не старая. И морщин у тебя нет. Ты…
— Есть.
— Не вижу ни одной.
— Потому что не хочешь видеть.
— Ты сведешь меня с ума, — застонал он. — Мне надо чего-нибудь выпить!
— Я уже налила тебе чай.
— Большое спасибо, — сухо поблагодарил он.
Они выпили весь чайник, беседуя о Джоне, который занял первое место на математической олимпиаде, о Лине, у которой завелся дружок, о бабушке Эдвина, которой в мае должно было исполниться девяносто лет и которая приглашала всю родню в Италию, чтобы отметить юбилей. Однако все это время Долорес продолжала думать о том, что собой представляет предложенная Эдвином работа. Они сходили на прогулку, пообедали, и тут у Долорес лопнуло терпение. Справиться с любопытством было выше ее сил. После двух бокалов вина она перестала упрямиться.
— Рассказывай про работу, — небрежно бросила она.
Эдвин наполнил ее бокал.
— Ты же сказала, что не хочешь…
— Я даже не знаю, в чем она заключается. Но если тебе действительно нужна моя помощь, я могла бы подумать… конечно, в порядке дружеской услуги.
— Конечно, — скрывая улыбку, согласился Эдвин.
— Жалованье приличное?
— Очень приличное. |