Но Корине мало было убийства отчима. Она вспомнила, что за несколько недель до этого, когда полковник по какому-то случаю демонстрировал им револьвер, тот побывал в руках у всех членов семьи. Вполне возможно, что Виола держала его последней, а если и нет, что с того? Так или иначе, ее отпечатки должны были оказаться среди прочих. За себя Корина была спокойна, в этот день она не снимала перчатки, и, следовательно, ей ничего не угрожало.

Она положила револьвер недалеко от трупа, подсунула носовой платок с меткой Виолы под тело полковника, незаметно выскользнула из сада и вернулась в Истбурн по другой дороге. Никто ее не видел. Сведения, которыми располагал полковник, больше не представляли для нее опасности. То обстоятельство, что подозрения в убийстве полковника могли пасть на кого-нибудь из членов семьи, не смущало Корину. Ее беспокоил лишь Донелли: требовались твердые доказательства того, что именно он был автором письма. Получи она их, можно было бы вычислить его намерения. Поэтому она предложила мне 75 фунтов, чтобы я нашел эти доказательства или опроверг причастность Донелли к анонимному письму. Корина полагала, что за 75 фунтов можно купить все…

— Только не мистера Кэллагена, — улыбнулся Гринголл.

— Не при таких обстоятельствах и не за 75 фунтов, — подтвердил смеясь Кэллаген. — Если «Сыскное агентство Кэллагена» когда-нибудь возьмется за сомнительное дельце, оно потребует за это очень солидное вознаграждение.

Он закурил новую сигарету.

— Итак, вернемся к письму Корины. Оно имеет для нас большое значение и написано толково, особенно, если принять в расчет ее почти безумное состояние. В своем письме Корина подтверждает все факты, которые мы добыли с большим трудом и, прямо скажем, риском. Она признается и в убийстве полковника, и в том, что была женой Донелли. Вероятно, после моего отъезда Корина позвонила ему и предложила прогулку по морю, надеясь, что после того, как она продала меня его компании, он легко попадется в расставленную ловушку, уверенный в неизменности ее чувств.

Расчет нашей красавицы был верен, а уж с моторкой она управляться умела, я сам недавно имел возможность убедиться в этом…

— А ты, хоть и не умел, опять вышел сухим из воды, — пошутил Гринголл.

— Фирма веников не вяжет! Если мы беремся за дело, то доводим его до конца.

Кэллаген, сияя улыбкой победителя, выложил на стол конверт.

— Здесь наш безвозмездный вклад в общее дело: письмо Корины, резиновый палец Шэрфема и мой отчет о расследовании, — пояснил он.

— Теперь есть повод для выпивки, — сказал инспектор. — Кстати, Слим, тебе придется задержаться здесь до слушания дела, оно состоится во вторник. Ты — мой главный свидетель. Что касается убийства полковника, я не сомневаюсь, что жюри вынесет вердикт «предумышленное убийство», а вот относительно душевного состояния Корины могут возникнуть вопросы…

Гринголл выпил виски, взял конверт и стал прощаться.

— Ну, мне пора, Слим. Спасибо за помощь.

— До скорой встречи, инспектор, — Кэллаген пожал Гринголлу руку и проводил его до двери.

В это время зазвонил телефон.

— Мистер Кэллаген, — раздался голос Эффи Томпсон, — вам снова звонила Одри Вендейн. Она просила напомнить, что Девоншир чудесен в это время года, поэтому приглашала провести у нее этот уик-энд или хотя бы следующий.

— Может быть, следующий: на этой неделе я не вернусь, Эффи. Слушанье дела состоится во вторник, до этого времени я буду находиться здесь.

— Что у вас во рту, мистер Кэллаген? — поинтересовалась секретарша. — Вы как-то странно разговариваете.

— Я рад, что моя речь вам кажется всего-навсего странной.