— Отлично, — сказал Кэллаген, — тогда слушай дальше. Шэрфем был дважды ранен еще до последней катастрофы в Италии: один раз в плечо, другой раз в руку. В результате второго ранения ему ампутировали мизинец правой руки. Это я, как и многое другое, узнал из его медицинской книжки.

Вчера, когда Донелли начал душить меня, я укусил его за руку, и какой-то предмет оказался у меня во рту, но в пылу я не обратил на это внимание. Позднее я нашел этот предмет на ковре. Он оказался мизинцем сделанным из резины! Можешь взглянуть на него.

Он встал, порылся в карманах своего костюма и показал ей предмет, поднятый с ковра в кабинете Донелли.

— Мизинец Шэрфема, — прокомментировал Кэллаген, — один из предметов, при помощи которых ловятся такие дурочки, как ты. Весьма сожалею, что не могу оставить его тебе в качестве сувенира.

Корина сидела на постели, уставившись куда-то в пространство. На ее лицо было страшно смотреть.

— Уходите… пожалуйста, уходите, — проговорила она безжизненным голосом.

Кэллаген пожал плечами, собрал остатки своих вещей и пошел к выходу. У двери он задержался и спокойным голосом произнес:

— Спокойной ночи, Корина. Впредь помни: рано или поздно приходится платить по счетам.

Корина осталась одна. Довольно долго она сидела неподвижно, потом достала бутылку виски, наполнила стакан и выпила. Ее руки перестали дрожать.

Она подошла к телефону и набрала нужный номер.

— Люсьен, дорогой, знай, что я по-прежнему люблю тебя. Знаешь, я была у клуба прошлой ночью. Мне хотелось посмотреть на проклятого сыщика. Я удовлетворена: он получил то, что заслужил, и едва мог сесть в машину. Это было зрелище! Не знаю, удалось ли ему добраться до гостиницы.

Она выслушала ответные фразы, произнесенные на другом конце провода и продолжала:

— Дорогой, я хочу видеть тебя. Сегодня такая чудесная ночь. Давай встретимся у катера и совершим небольшую прогулку по морю. У меня есть, что сказать тебе… Да, я знаю, что уже поздно, но после прогулки мы сможем вернуться ко мне и отдохнуть, как следует. Мне не терпится поговорить с тобой… ради нашего будущего… Хорошо, через час я буду ждать тебя у причала, любовь моя.

Корина положила трубку и выпила еще виски, но это не помогло: у нее началась истерика. Она стояла посреди комнаты и смеялась, пока смех не перешел в рыдания.

Немного успокоившись, Корина прошла в ванную и привела себя в порядок. Она вернулась в комнату, села у стола, и на нее нахлынули воспоминания. Она вспомнила различные малозначащие, иногда глупые, иногда смешные события. Она вспомнила все хорошее и плохое, что произошло с нею много, много лет назад…

Вы совершаете проступок, за ним следуют другие, и, как бы вы потом ни пытались изменить свою жизнь, вам это никогда не удается. Исправить ничего нельзя. Вы погружаетесь все глубже и глубже в грязную трясину.

Только море бывает чистым, одно только море…

Корина подвинула к себе бумагу и перо, начала писать. Это заняло у нее несколько минут. Она перечитала написанное, положила листки в конверт, написала адрес.

Затем взглянула на часы. Надо было спешить.

Корина запечатала конверт. Вышла на улицу, вывела из гаража машину и запустила двигатель. Выехала на дорогу, ведущую в Алфристаун.

Кэллаген остановил машину у отеля, с трудом вылез из нее, пошатываясь, поднялся по лестнице и открыл дверь своего номера.

Николлз сидел в кресле и читал книгу «Как повелевать женщинами». Услышав шаги, он поднял глаза и увидел Кэллагена.

— Господи! — вырвалось у него. — Ну и дела! Где вас так разукрасили, шеф?

— Налетел на столб, — с полной серьезностью сказал Кэллаген, — бывает и хуже, Винди.