— Какая-то ты грустная, — замечает Коннор. — Тебе бы радоваться — хоть раз за все время мы сделали что-то правильно.

Риса улыбается:

— Мы многое сделали правильно. Иначе с чего бы это совершенно незнакомым людям пожимать нам руки? — «Или лезть с поцелуями», — мысленно добавляет она и бросает холодный взгляд на сидящего сзади Бо. Тот, закрыв глаза, колотит по воображаемым барабанам, ничего не замечая вокруг. Коннор не стал задавать вопросы насчет синяка под глазом у Бо. Ему либо все равно, либо просто не хочется ничего знать. Интересно, сколько девчонок бросались подобным же образом на самого Коннора? Эта мысль вызывает у Рисы приятную ревность. Приятную, потому что у Рисы есть то, о чем все эти безвестные девчонки могут только мечтать: Беглец из Акрона в полном ее распоряжении.

Может быть, это даже лучше, чем все мечты Рисы о нормальном существовании. У жизни на высоких оборотах, жизни на краю бездны есть свои радости, имя которым — Коннор.

— Эй, ребята, вы, кажется, знаете этого чувака, Апчерча? — вдруг спрашивает Бо.

— Кого? — недоумевает Риса.

— Хэйдена Апчерча. Ну того, что наговорил много всякого, когда его арестовали на Кладбище.

— А, Хэйден!

Риса никогда не слышала фамилии Хэйдена, и, судя по лицу Коннора, он тоже. Многие расплеты отказываются от своей фамилии из своеобразной мести родителям, отдавшим их на расплетение. Хэйден же не сделал этого, наверно, потому, что его семья давала ему многочисленные поводы для шуток.

— А почему ты спрашиваешь? — беспокоится Риса, нервно поглядывая на Коннора. — С ним что-то случилось?

— Да вроде нет. Просто он опять палит из всех стволов. В смысле словами.

В стерео звучит новая песня, и Коннор прикручивает громкость.

— А ты откуда знаешь?

— Помните старый комп в подвале, тот, что Соня дала нам попользоваться? Джейк как-то возился с ним, и говорит — раскопал что-то в Сети. Потом хотел снова найти, чтобы показать мне, но оно пропало. Говорит, Апчерч призывал к восстанию подростков, как тогда, когда его поймали. А что, очень даже может быть. — Бо на секунду задумывается. — Если так, то я знаю массу ребят — не только в подвале у Сони, но и у меня дома — пойдут за мной в огонь и в воду.

— Вот-вот, в воду с обрыва, как лемминги, — ворчит Коннор.

— Полегче, — предупреждает Бо, вытаскивая пистолет, украденный у Коннора, — не то всажу тебе заряд транка, как ты тому остолопу, Нельсону.

Риса видит, как каменеет лицо Коннора, как белеют костяшки его пальцев, вцепившихся в баранку. Она кладет ладонь ему на колено — мол, успокойся, не стоит связываться.

— Убери эту штуку! — велит она Бо. — Сейчас же, пока нечаянно не пристрелил себя!

— Это было бы просто здорово, — бросает Коннор с таким морозом в голосе, что Бо мог бы превратиться в ледышку. Затем, смягчившись, говорит: — Но я рад, что с Хэйденом все нормально. То есть, если это правда, конечно.

«Если Хэйден снова в бегах и из своего тайного укрытия призывает подростков взять дело в свои руки, — размышляет Риса, — то сколько из них откликнется на призыв?» О первом восстании такое рассказывают… После коллапса школьной системы ошалевшие подростки повалили на улицы. Они сеяли террор и хаос от океана до океана; их ярость, направленная на все и всех, наводила на людей такой ужас, что расплетение стало казаться приемлемым решением проблемы.