— Вовка, прекрати! Только пробуждения твоей ревности нам еще и не хватало. Конечно, она любит нас обоих, мы ведь ее вырастили. А, кроме того, она еще и любит тебя в отдельности. На правах бывшей любовницы…

Дмитрий смотрел и не верил своим глазам. Такого не бывает в нормальной человеческой жизни? просто не должно такого быть!!! Отчего они так откровенны при посторонних.

— Вы уж извините, — Таня обратилась к Дмитрию, — просто Рита очень обидела моего мужа, может, даже сама того не понимая. Он болезненно пережил ее уход и их последующую встречу…

— Ребят, — Дмитрий решил играть в открытую, — а почему вы, хоть при постороннем человеке, не сделаете вид, будто у вас в семье всё благополучно? Почему так открыто говорите о тех отношениях, которые были между вашей троицей?

— Ну, во-первых, — Володя с Таней обрадовались любимой теме, — нам глубоко плевать, что вы о нас будете знать, а что нет. — Володя, ухмыляясь, склонил голову. — Вы не знакомый и чуждый моей среде человек. Вы не можете мне причинить вред своей компетентностью. А во-вторых, у нас с Татьяной действительно всё благополучно… Мы ведь семья.

Дима почувствовал себя совсем неуютно. И из-за глупости собственного вопроса, и из-за резкости ответа… Теперь Дима понимал ощущения бывавшего здесь когда-то Славика. Дмитрий посидел еще чуть-чуть, поговорив совсем не о чем, после чего собрался уходить.

— Любовь, она разная бывает, — шепотом проговорила Татьяна на прощание и весело подмигнула.

Дмитрий, поклонившись, поцеловал хозяйке ручку и ушел. Да, с этими людьми действительно можно было сходить с ума.

Дмитрий тогда вернулся в снимаемую в Харькове квартиру и стал читать дневниковые записи дальше. Итак, он остановился на том, как Рита ушла от Морозовых. Получив, благодаря Владу, квартиру, Рита переехала жить в свой собственный дом. По-видимому, тот самый, в котором сейчас обитает Дмитрий.

Рита была одна. Совсем одна. Господи, нет тех слов, которыми можно было бы передать это безумное и беспросветное состояние одиночества. Почему-то утопить боль в работе не получалось. Может быть, от того, что выходные — суббота и воскресенье — наступали слишком часто. И идти ни к кому из нынешних знакомых не хотелось, потому что они — не Морозовы. А к Морозовым звонить или ехать Рита не могла, потому что нельзя… Категорически нельзя. Это "нельзя" било по нервам, как режет лезвие по открытой ране. Она сидела дома целыми выходными… Работала над заданными в институте упражнениями, пыталась уйти в это полностью, с головой, без остатка, но не могла. Когда делалось совсем невыносимо, когда мозг отказывался думать о чем-либо, кроме отсутствия Володи в ее жизни, Рита бегом мчалась на кухню и одну за одной курила гадкие сигареты. Она сидела на табуретке с ногами, обняв коленки, и выглядела такой маленькой, такой беззащитной среди этих высоких стен. Она слушала веселые голоса соседей, сквозь легко пропускающие звуки стены, и пыталась плакать. Но слез уже не было. Вообще ничего не было, кроме тупой, ноющей боли в душе… Любовь отмирала болезненно и долго.

Однажды, собираясь к очередным рекламодателям, девочка сказала себе: “Если сегодня что-нибудь не произойдет, я сойду с ума. Немедленно и безоговорочно.” Прошло всего две недели с момента ее расставания с Морозовыми, но Рите они показались десятилетием. Переговорив о делах и назначив съемочный день, Рита отправилась рассматривать выставочный зал, как всегда перед съемками ей надо было осмотреть территорию. В зале было полно народу, все смеялись, вспоминали о чем-то. Рита решила зайти чуть позже, когда все уляжется, и вышла в коридор покурить.

“Господи, за что же мне все это?” — носились мысли в ее бедной голове, в тот момент, когда она с милой улыбочкой подкуривала, благодаря высокого блондина Митьку за вовремя протянутую зажигалку, — “А, я знаю за что.