– Ты ждешь ребенка? – воскликнула Джейн с ликующим смехом, тотчас же замершим на губах при виде грусти в погасших голубых глазах. Безнадежность в голосе не слишком успешно маскировалась деланной улыбкой, и Джейн, материнским сердцем почуяв неладное, приподняла подбородок дочери и всмотрелась в исхудавшее лицо. – Что-то не так. Скажи мне правду.

– Все хорошо, мама. Все хорошо.

– Дело в Роджере. Верно, ведь?

– Дела у него идут прекрасно, и сам он здоров.

– Вполне возможно, но я достаточно хорошо знаю свою дочь, чтобы увидеть, как она несчастна. Позволь мне помочь тебе, дорогая.

– Мама, я не понимаю, о чем ты. Лучше пойду наверх почитаю дедушке Библию. Я не могу задерживаться надолго. Поговорю с дедом и пойду.

Фелисити до сих пор не могла поверить собственной храбрости. Она сумела! Сумела улучить возможность и пробраться в контору сукновальни, не боясь, что Роджер ее застанет!

Он уехал в Лондон, где собирался пробыть до воскресенья. Фелисити и не думала сетовать на то, что муж не взял ее с собой! Наоборот, облегченно вздохнула, радуясь, что сможет спокойно спать.

Ее красивый, но растленный муж был особенно жесток с ней после ее визита в Стеновер-Хаус, и Фелисити даже заподозрила, что он каким-то образом все узнал из совершенно невинного замечания какого-нибудь горожанина. Во всяком случае, такой боли и мук ей еще не приходилось терпеть. Поэтому Фелисити зареклась навещать родных днем, когда кто-то сможет ее увидеть и донести мужу.

Испытание было настолько тяжелым, что ее, казалось, выпустили из камеры пыток, когда Роджер, на несколько дней забыв о жене, занялся переделкой своей конторы и примыкавшей к ней кладовой в огромный, роскошный кабинет-библиотеку. Очевидно, он не жалел расходов, потому что выписал рабочих из Лондона, небрежно пояснив, что местные только все испортят. Фелисити не осмелилась напомнить, что лорд Харкорт, человек тонкого вкуса, нанял здешних резчиков по дереву, когда обставлял заново свои покои.

Фелисити, естественно, не показали ни планов, ни смет. Похоже, мужу она была нужна только для постели. В остальное время он ее попросту не замечал.

Вскоре после окончания ремонта из Лондона прибыла мебель в двух огромных крытых фургонах, запряженных ломовыми лошадьми. Фелисити, которой не терпелось увидеть новое приобретение, поднялась в комнату свекра, откуда открывался вид на сукновальню и двор. Несмотря на прикрывавшую мебель парусину, она сумела разглядеть позолоту и гнутые, резные ножки. Такая роскошь скорее подходила для королевского дворца и уж никак не для Брэдфорда и тем более для их скромного дома!

Теперь, когда Роджер был в Лондоне, никто не помешает ей просмотреть книги! Но к сожалению, она скоро обнаружила, что муж закрыл на замок свою потайную комнату, куда никого не допускал. А вот о книгах он, видимо, позабыл, потому что в шкафу, где они хранились, торчал ключ. Наверное, посчитал, что она не осмелится явиться сюда. Но Фелисити двигал страх за будущее, свое и ребенка. Очень уж не хотелось оказаться в работном доме, когда он потеряет сукновальню.

Оставалось благодарить мать и отца за то, что научили ее счетному делу. Хотя ни одна контора в Лондоне не наняла бы женщину-бухгалтера, она нередко помогала отцу в работе. Кроме того, Сэмюел Гладстон многое передал дочери, а та старательно занималась с Фелисити.

Достаточно скоро она обнаружила, что большие суммы денег уходят со счетов в адрес неизвестных, обозначенных только инициалами «М. Т.» и «Э. Р.». Как Фелисити ни билась, а настоящих имен так и не смогла узнать. К концу она почти падала от усталости.

Часы пробили полночь, когда Фелисити наконец привернула фитиль маленькой лампы, взяла одну из книг, в надежде немного поработать в постели, заперла контору и вернулась в дом.