Каждый манекен весил по семьдесят килограммов. Я легко забросил один за спину и оттащил в центр зала.

— Ну здравствуй, Юрка, — сказал я ему.

Правую ногу между его «ног», обхват, наклон, бросок! Бум! — с резким звуком, напоминающим выстрел, манекен ударился о маты, а я, не давая противнику опомниться, зафиксировал его в боковом контроле, оседлал, сменил позицию, заломил руку так же, как Длинному на рынке, вскочил и повторил все заново. Треск! Контроль! Болевой!

Бум! Треск! Залом! Бум! Треск! Захват со спины. Удушение!

Я забыл обо всем, ощущая, как легко даются приемы в новом теле, как чуть ускоренно, но все же спокойно бьется сердце, как радостно разливается кровь по оголодавшим по нагрузке мышцам…

В реальность меня вернул гневный окрик:

— Кто ты и что тут делаешь?

Глава 19

Тренируйся лучше… на кошках

Я вскочил, развернулся. Скрестив руки на груди, передо мной против света стоял сухощавый мужчина лет сорока. Был он чуть ниже меня. Из-за нестриженых русых с проседью кудрей голова его казалась очень крупной, лица было не разглядеть.

Это точно тренер. Крайне желательно с ним не поссориться, а, напротив, расположить его к себе.

— Здравствуйте, — проговорил я. — Извините, увлекся.

Он посмотрел на мои ноги, повернулся боком, и стало ясно, что ему больше шестидесяти, его лицо напоминало печеное яблоко, рот у него огромный, как у Мика Джаггера, а нос искривлен после перелома.

— Увлекся? — хмыкнул он, недобро зыркнув. — И чем же ты увлекся? Что ты тут вообще делаешь? Кто такой?

— Я устраиваюсь в клуб уборщиком. Пока роботы чистят спортзал, не удержался. — Я поднял манекен и пожал плечами. — Извините, что взял без спроса.

— Уборщиком? — Мужчина вздернул изогнутую бровь. — Ну-ну.

Освободив руку, я протянул ее тренеру для рукопожатия.

— Саша.

Пару секунд он стоял без движения, словно думая, отвечать ли на рукопожатие. Наконец стиснул мою ладонь:

— Лев Витаутович Тирликас. Я наблюдал за тобой. Неплохо. Занимался?

— Я детдомовский, товарищ Тирликас. Мы там все немного… занимались.

— Ясно. То-то я смотрю, техника у тебя своеобразная. Видел такую на Западе, даже насторожился.

Я пожал плечами. Насторожился он не на пустом месте. В бразильском джиу-джитсу баллы за техничное исполнение приемов и броски — дело десятое, там главное принудить противника сдаться. Поэтому девяносто девять процентов всех поединков заканчиваются на земле, и именно борьбе в партере уделяется основное внимание. Наверное, от Тирликаса не ускользнуло, что после каждого тейкдауна, то есть говоря языком бойцов моего мира, перевода манекена в партер, я стремился закончить бой болевым или удушением. Вот именно второе его, скорее всего, и насторожило — в самбо так не душат.

Чуть подумав, я осторожно ответил:

— Село Кунашак, откуда я переехал, находится в Челябинской области, товарищ Тирликас. Мы там все самоучки.

Лев Витаутович помолчал, кивнул. Видимо, объяснение его устроило — и про детдом, и про технику.

— А вы же тренер, я правильно понял? — спросил я, и он опять кивнул. — А тренер по чему?

— По боевому самбо. Устраивает такой ответ?

— Вполне. Я занимался другим, но мне бы хотелось…

— Научим, — перебил он, посмотрел с вызовом и вдруг принял борцовскую стойку, поманил к себе.