Стоит раз оступиться, и вот уже все, кто восторгался тобой, готовы гнать тебя со свистом и улюлюканьем и бросать в спину камни.
Хорошо, время моего триумфа еще отзывается в сердцах, и большинству болел выгодно верить, что меня оклеветали. Но будь я менее популярным и не найдись у меня денег на адвоката, гремел бы на всю страну как моральный урод, издевающийся над инвалидами, насилующий бабушек и отрывающий котикам лапки.
Завтра мы поедем в Михайловск, созвонюсь с Кагановским, узнаю, как у нас дела.
Невесело было не только мне, но и Погосяну, который заперся в номере. Мало того, что встреча с отцом, на которую он так надеялся, не состоялась, так еще и земляки выставили его предателем. Сегодня его лучше не трогать, а завтра скажу, что народный гнев так же переменчив, как и народная любовь. Через несколько дней «Котайк» еще кому-нибудь продует, и его фанаты будут параллельно болеть за более удачливый «Титан», где играет их звездный земляк.
Мне вместе со всеми веселиться тоже не очень хотелось, и я проверил свою страничку, куда набежали армяне с обвинениями, и началась настоящая рубка с нашими фанатами. Писать я никому ничего не стал.
Перед вылетом ко мне зашел Погосян и сказал, отводя взгляд и комкая салфетку.
— Мне тренер «Котайка» звонил, прикинь.
— В команду звал? — предположил я.
— Если бы. Не только звал, но и обвинял, что я предатель! Что семье за меня стыдно. И только играя за «Котайк», я заглажу вину.
— А ты? Пойдешь?
— С шантажистами нельзя договариваться, — сказал он мрачно. — Хрена им! — Он помолчал немного и дополнил: — А потом брат звонил. Тоже ругал. Как так — своих предал!
Я пожал плечами.
— Идиоты! Это ж не война. Надо перетерпеть, Мика.
Пришлось прочитать ему лекцию — озвучить свои вчерашние мысли. Сказал вроде банальность, но Мика воспрянул.
— Знаю, — кивнул он. — Перетерплю. И в вышке еще побегаю, пусть утрутся!
Потом мы погрузились в автобус, мрачный водила отвез нас в аэропорт, и мы, притягивая взгляды девчонок, набились в самолет.
Когда он приземлился в Москве, я получил сообщение от Семерки, что она в столице, транспортировка прошла успешно. Уже хорошо. Надеюсь, в Москве злоумышленник потерял ее из виду.
Потом уже в Михайловске меня вызвал к себе Тирликас, вручил запечатанный (интересно, вскрывал или нет?) конверт от Семерки и сказал, что убили еще двоих самородков. Подумалось, как же хорошо, что я не знал этих людей, их смерти не ранят, ведь за именами не стояли дорогие сердцу личности, они — лишь строчки некролога. А вот Семерку, наверное, наизнанку выворачивает от бессилия.
Значит, надо выделить время и навестить Кардинала, благо сведения о самоубийце в конверте, и он сможет выстроить причинно-следственные связи. Ехать к нему часа три, он отбывает наказание в ИК № 2, это в лиловском районе. После возвращения из Риги будет четыре дня между играми — однозначно тогда и поеду, ведь потом сборы, и будет некогда. Как правильно преподнести информацию, подумаю позже.
Перед самым вылетом в Ригу в здании аэропорта нас неожиданно собрал Сан Саныч, глянул на экран телефона, на Микроба, который нас провожал, снова на экран. Я догадывался, что он собирается сказать.
— Так, парни. Мне пришло распоряжение из Комитета по этике насчет нашего Марадоны…
— Я тоже лечу? — осторожно спросил Микроб, еле сдерживая улыбку. — Надеюсь, нас не оштрафовали? Ну, в смысле, на деньги…
— Дисквалификация, — проговорил Димидко и взял паузу, будто издеваясь.
Микроб сморщил лоб, и его светлые патлы чуть ли не дыбом встали. |