Вся толпа: трое пришедших с быком и четверка посетителей — вышла на улицу. Из наших порывался Колесо, но я жестом указал, чтобы возвращался, и привалился к двери с той стороны, чтобы никто не вылез на разборки и не испортил мой план.

На улице я осмотрел собравшихся, прикидывая, кто полезет в драку, если здоровяк быканет. Похоже, что никто, а быка я легко уложу. Но не хотелось портить адреналином такой душевный вечер.

— Как тебя зовут? — обратился я к быку.

— Колян, — он протянул ручищу, но пожимать ее я не стал. — Ты че это?

— То это. Что случилось в прошлый раз?

Бык скривился и махнул рукой.

— Поддал я, не помню.

— А кто помнит? — спросил я у собравшихся.

Мужики начали наперебой рассказывать, не понимая, что я просто тяну время: мол, когда они смотрели игру и я пропускал, Колян возмущался, а нашим это не понравилось, и они его стали выгонять, к ним подключились болелы, а как своего не поддержать — запинают ведь. Один рассказал, второй, третий, а вот и хаммерогазель подъехала, оттуда высыпали четверо милиционеров, направились к нам.

Мужики начали расходиться, бочком, бочком — типа а мы что? А мы просто мимо проходили — но капитан гаркнул:

— А ну всем стоять! — Он глянул на меня, узнал и улыбнулся: — Никак Александр Нерушимый?

— Он самый, — кивнул я, считал его желание, забрал у бугая ручку, расписался на протянутом листке, говоря: — Товарищи мешают команде обмывать мой вызов в национальную сборную.

— Ого, — оценил сержант, протянул мятую открытку. — В сборную! Поздравляю! И мне распишитесь.

— Че я мешаю, и ниче не мешаю, — без энтузиазма возразил бык, уже понимая, что он получит не автограф, а как минимум сутки в обезьяннике.

Капитан посмотрел на него с осуждением.

— И что с тобой делать, Васильев? Опять безобразничать собрался?

Расписываясь на тетрадных листках рядовых, я попросил:

— Буду очень благодарен, если вы сделаете так, чтобы товарищ Васильев нам больше не мешал.

Милиционеры переглянулись, бык опустил голову и поскреб в затылке.

— Оформляем? — спросил сержант.

Из заведения вышел бармен Кирилл, пожал всем руки, как старым знакомым, и попросил:

— Мужики, давайте по-братски решим? Люди гуляют, праздник у них. Можно их не трогать, не опрашивать?

— Да, — кивнул я, — буду очень благодарен. И этот пусть идет подобру-поздорову.

Менты опять переглянулись, и капитан сказал:

— Только ради тебя, Нерушимый! Идите отдыхайте, разберемся.

И мы ушли. Бармен повесил на дверь табличку «Спецобслуживание» и повернул ключ в замке. Развернулся к нашим и объявил:

— Конфликт решен!

— Еще всем пива, — распорядился я. — Гуляем!

— Ура! — грянул хор голосов. — За Нерушимого!

— У него днюха была девятого, — вспомнил Погосян. — С днем рождения, брат!

Я собрался вернуться за столик к парням, но мое место заняла Маша, взявшая в оборот окаменевшего Клыка. Микроб, стоявший у окна и наблюдавший за несостоявшимися разборками, дернул меня за футболку и шепнул, кивая на Машу:

— Делаем ставки, разговорит она нашего Буратино или нет.

Бармен принялся разливать пиво, блондинки, объединившиеся с белорусами — его разносить. Запертую дверь то и дело пытались открыть и вломиться в бар, на улице собиралась толпа болел. Весть о том, что Нерушимый вернулся, разнеслась по городу, как огонь по степи.