У меня Одесса ассоциировалась с фильмом «Ликвидация» и «О чем говорят мужчины». Первый фильм брал антуражем, говором этим специфическим. Интересно, удастся ли услышать его? В моей реальности, говорят, к двадцатым годам нашего века большая часть коренных жителей уехала из-за катастрофически снижающегося уровня жизни, а их заместили совсем другие люди с чуждой городу культурой и своим порядками. Так современные египтяне, заместили народ, построивший пирамиды.

В этой реальности девяностые не расцвели, границу быстренько закрыли, соответственно, местный колорит увидеть можно, если поискать, и Колесо уверял, что знает места.

В общем, все шло по плану. Семерка обещала привезти бумаги с контактами убитых прямо в Михайловск, то есть удалось уложиться примерно в неделю, как я и обещал Кардиналу.

Команда не спеша собралась во дворе, не спеша погрузилась в автобус. Не знаю, применимо ли это слово к «долетели», но заселились мы тоже не спеша, предвкушая завтрашний день. Да не куда попало заселились, а в крутейший отель «Континенталь», расположенный прямо на Дерибасовской, недалеко от стадиона, в старинном четырехэтажном здании.

У нас были целые сутки перед игрой — гуляй хоть угуляйся! Несмотря на то, что за окнами — брусчатка, благодаря крутым стеклопакетам вместо грохота проезжающих автомобилей доносился шелест, словно ветер играл листьями.

Проснулся я за минуту до будильника — уже рефлекс выработался. Сквозь щели в темно-зеленых занавесках пробивался солнечный свет. Прошлепав босиком к окну, я распахнул их и впустил не робкое северное — уверенное и наглое южное солнце. Из номера на втором этаже открывался вид на прокуратуру, будто бы телепортированную из Питера: на первом этаже окна квадратные, на втором — полукруглые. Черные кованые ворота, за которыми — прямоугольный двор.

Пожалуй, больше всего мне хочется увидеть классический одесский дворик, услышать: «Мама, вы делаете мне негвы» — и пройтись по улочкам, по которым ходила Сонька Золотая Ручка.

Приняв душ, я спустился в роскошный ресторан на первом этаже, где нам полагалось трехразовое питание, и вспомнил дефлопе с крутоном. Клыков уже топтался внизу, поглядывая по сторонам, помахал мне. Потом спустился Димидко, раздал талоны на питание.

Завтрак был самым обычным — сырники, каша, сгущенка или сметана, чай или кофе, или молоко. Никакого тебе фаршмака. С нами за столик сел Колесо и уверил, что все будет, таки он знает место!

В полдесятого мы собрались в холле и выдвинулись знакомиться с городом. Времени у нас было до часу, потом обед, затем — знакомство со стадионом.

Выдвинулись мы в сторону, противоположную той, где находился стадион. Левашову с Гусаком не терпелось с волшебного люка посмотреть на памятник Дюка. Якобы тогда можно увидеть, что он держит не свиток, а что-то другое.

Добрались до памятника, долго кружили вокруг него, но искомый люк так и не нашли. Тогда Гусак принялся приставать к прохожим, но то ли вел себя слишком назойливо, то ли во вторник утром все аборигены работали, а в центре праздно шатались отпускники, которые о люке разве что читали. А может, и не было никакого волшебного люка, все это городские легенды.

По Потемкинской лестнице мы спустились к синеющему морю, подождали Микроба, залипшего возле мотоциклистов, прошлись вдоль морвокзала, вдыхая запах моря и слушая чаек. Особенно радовался Самат; улыбаясь беспрестанно, он все время селфился и ко всем приставал, прося его сфотографировать. Марк Круминьш кривился и шарахался, а Левашов с удовольствием взял на себя роль его личного фотографа.

Потом мы поднялись к Дюку двинулись так же на запад вдоль моря. Цель не была достигнута. В самом центре повывелись одесские дворики.

— Я знаю, где они есть, — уверил Колесо и возглавил шествие.