— Ну не такого уж и новенького, — возразил Петр, силясь понять происходящее.

— А ты назовись, добрый человек, — попросил сухонький усач.

Все россказни о том, что в камеру нужно входить как-то по-особому, через какой-то там ритуал, россказни и есть. Главное и непреложное условие — это вежливость, только и всего. От человека, незнакомого с местными реалиями, ничего иного не требуется. Новый сиделец постепенно входит в местные порядки и правила. И только по прошествии некоторого времени с него начинается спрос по иной шкале.

Это к тому, что никто с порога не начнет тебя гнобить, если на то нет серьезной причины. Ну или тебе не повезло, и ты попал к беспредельщикам. В этом мире воровского закона как такового нет. Есть некие общие правила, которых стараются придерживаться различные группировки, дабы предотвратить беспричинную поножовщину. И во главе группировок стоят Иваны, авторитеты преступного мира, но это еще не Воры. К этому все пока только идет, но, как скоро воплотится в жизнь, неизвестно. В мире Петра этому во многом способствовала Октябрьская революция, или Октябрьский переворот, это уж кому как.

Поэтому сейчас есть те, которые считают, что способны противостоять кому угодно. По сути, это и не беспредел. Просто они берут на себя ровно столько, сколько, по их мнению, могут унести.

Вообще-то странно, что надзиратель перепутал камеру. И состав сидельцев несколько настораживал. Двое быков и усач, явно душегубы. Это сразу видно по их вальяжным повадкам и взгляду. Пустому, равнодушному, проходящему сквозь тебя, будто ты пустое место и уже не существуешь. Но с другой стороны, вопрос задан достаточно вежливо.

— Петр. Из соседней камеры. Надзиратель вел с допроса, да, как видно, камеру перепутал.

— Уж не купец ли, часом, ты из Красноярска? — вновь поинтересовался усатый.

— И что, если так? — слегка склонил голову набок Петр.

— Здесь я спрашиваю, добрый человек, — покачал головой усач.

— Ты не следователь, чтобы мне вопросы задавать.

— Не следователь, — согласно кивнул незнакомец. — Но на вопросы мои ты ответишь. Добром иль нет, то решать тебе.

— О как.

— Да уж так.

— Ладно. Да, я из Красноярска.

— Вот видишь, как тесен мир, купец. Думал я да гадал, как бы мне с тобой повстречаться. А судьба сама нас лбами столкнула. Вижу, не понимаешь. А не ты ли год назад пострелял двух беглых каторжан? Вижу, что ты. Сундук корешем моим был. Такие дела, паря.

Вот так номер. То не везет, не везет, а то ка-ак не повезет. Не опасайся Петр выпустить уркаганов из поля зрения, то непременно сейчас затряс бы головой, куда там коню на водопое. Ну не бывает так! Либо это просто подстава, либо… А он не знал, какое еще «либо». Ну, случайную встречу с корешем покойного он еще допускал. Но откуда этому Ивану знать о Пастухове?

Впрочем, какие бы там сомнения его ни одолевали, в одном он был уверен абсолютно точно. Из этой камеры ему не выйти. Невольно вновь вспомнил про загнанную в угол крысу. По губам скользнула улыбка. Она не вышла ни страшной, ни угрожающей. Скорее была ироничной. А сам Петр, как это случалось уже не раз, вдруг успокоился.

Вот так. Судьба вновь бросила кости, лишив его выбора. А раз выбора нет, то и переживать не о чем. Нужно просто драться. Выйти победителем в данной ситуации — дело мудреное. Но… Хм. Другого-то выхода все одно нет.

Усач продолжал все так же сидеть за столом. А вот его подручные уже поднялись. Камера небольшая. Всего-то метра три в длину, с проходом между двухъярусными койками шириной меньше метра и узким столом посредине.