Я решил немного здесь пожить, хотя бы для того, чтобы узнать, какой код подходит для психа. Еще мне хотелось понаблюдать за местными обитателями и понять, что между ними, вернее, между нами общего. Ведь, несмотря на все многообразие, было что-то, что их, то есть всех нас, объединяло, что-то вполне очевидное и в то же время скрытое.

Мои органы чувств работали четко, особенно во время завтраков, обедов и ужинов. Я старался держаться в тени, не поддаваясь на мюллеровские расспросы. Он помог внести ясность в картину, но свое исследование я хотел вести сам. Впрочем, это оказалось совсем не просто — находить сходство между робким юношей с большими голубыми глазами, которому разрешали есть только с помощью пластмассовых столовых приборов, и бабулькой, готовой рассказывать всем и каждому о том, как она спасла детей от педофилов благодаря своим паранормальным способностям. Очень непросто было понять, что общего между женщиной, которая то громко плакала, то громко смеялась, в зависимости от того, что вещал ей какой-то верзила, прятавшийся за окнами столовой, и психопатом-азиатом, кромсавшим в клочья бумажные скатерти и через каждые пять минут объявлявшим: «Пуск!» Рядом со мной сидела женщина, у которой была мания все считать. Она отвлекала меня от моего исследования, потому что была красива.

— Сколько пуговиц у тебя на рубашке? — однажды спросила она.

Меня поразил ее сладкий голос, словно у радиоведущей.

Я опустил голову, но она двумя пальцами слегка приподняла ее за подбородок. Я скользнул рукой по собственной застежке сверху вниз и ответил:

— Шесть.

— Неправильно! Восемь! Ты забыл про пуговицы на манжетах! — улыбнулась она.

Я тоже невольно улыбнулся.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Ирида, — ответила она, — пять букв, три слога. А тебя?

— Бенуа, — ответил я, догадавшись, почему ее глаза в эту минуту стали огромными и в них вспыхнула надежда.

Я вспомнил, что у Майи я тоже порой замечал такой взгляд. Я постарался прогнать из памяти ее улыбку, ибо она нарушала мой покой, посмотрел на Ириду и, сам не знаю почему, сказал:

— Пять букв, три слога.

— О-о! — промолвила Ирида, и уголки губ у нее дрогнули.

Это странно, но я заранее знал, что произойдет в следующую минуту, как знал это робкий юноша, который отвел в сторону свои голубые глаза, медсестра, которая прошла вперед на несколько шагов и остановилась, и даже азиат, кричавший: «Пуск!» На миг перестала скрести по бумаге авторучка Мюллера, а один из скандалистов, любителей пинг-понга, вдруг почему-то засунул руку себе в карман. Я почувствовал губы женщины, ее язык и ее руку, ерошащую мои волосы. Наверное, неожиданные поцелуи — самые сладкие и самые прекрасные минуты в жизни те, когда у нас нет времени все заранее обдумать и все испортить. Возможно, я всегда это знал.

Ночью Ирида прокралась ко мне в комнату. Великанша Лили, которая обычно дежурила по ночам, посмотрела на это сквозь пальцы. Невозможно было поверить, что она ничего не заметила. Когда в кровати психов двое — это всегда слышно. Наш секс был спортивный, утешительный, на грани жизни и смерти. Когда чувствуешь, что тебе прощают все грехи. Пока мы этим занимались, Ирида не считала.

Когда, уже после, я, расслабившись, ласкал ее грудь, я узнал кое-какую пикантную статистику из ее жизни. Я был девятнадцатым мужчиной, с которым она переспала. Это был девятьсот тридцать восьмой оргазм, который она испытала без личных стараний. Впрочем, ее интерес к моему прошлому ограничивался сексом и его статистической стороной. «Сколько раз? Сколько у меня было женщин? Сколько раз с какой?» Не отвечая, я засыпал, положив одну руку ей между ног, а вторую — ей на сердце.