Хонда одолел каменную лестницу и вытер пот. На склоне горы Мива возвышался величественный храм. На площадке перед храмом гравий расчистили и засыпали песком прямоугольную арену, с трех сторон вокруг этого места для состязаний были расставлены стулья и скамьи, а слева и справа над ними натянули большой шатер. Свое место почетного гостя Хонда обнаружил как раз под этим шатром.

Появился жрец в белой одежде и объявил Хонде, что настоятель с нетерпением его ожидает. Хонда, оглянувшись на светившуюся розоватым цветом арену, подготовленную для турнира, последовал за жрецом в служебное помещение храма.

Хонда привык ко всему подходить серьезно, но особенно набожным не был. Глядя на то, как в утреннем небе величаво сияют вершины необычных деревьев, растущих на возвышающейся за храмом божественной горе, он не мог не почувствовать, что там обитают боги, но нельзя было сказать, что им постоянно владели благочестивые мысли.

Чувствовать, что тайна, словно чистый воздух, переполняет этот мир, и, признавая тайну, считать это явлением случайным — совершенно разные вещи. Конечно, Хонда питал к тайне нежные чувства, его отношение к ней напоминало отношение к матери. Однако ощущение, что можно прожить и без матери, полагаясь на самого себя, свойственное молодым, было для Хонды наполовину врожденным, оно владело им с девятнадцати лет.

Присутствующие — гости и местные деятели — обменялись визитными карточками, прозвучали длинные приветствия, и настоятель повел всех к храму. Около храма под навесом две жрицы лили из черпаков на руки гостям воду для очищения. В храме уже устроились спортсмены — пятьдесят человек в бойцовской форме казались синей глыбой. Хонду усадили на самое почетное место.

Музыкант извлек высокие ноты из инструмента, похожего на флейту, и священник в просторном одеянии и высокой, напоминающей птичий гребень шапке начал читать обращенную к богам молитву: прогоняя злых духов, он провел над головами присутствующих слева направо и снова налево веткой священного деревца сакаки, с которой гроздью свисали молитвенные полоски белой бумаги.

Вслед за устроителями Хонда, как представитель почетных гостей, поднес в дар богам такую же ветку сакаки, а от спортсменов ветвь на алтарь возложил пожилой, лет шестидесяти, мужчина в выцветшей форме. Жара становилась все сильнее, и Хонда ощутил под рубашкой неприятно щекотавший кожу пот. После церемонии все спустились во двор и расселись: почетные гости — на стульях под шатром для почетных гостей, спортсмены — на циновках под шатром для спортсменов. Места под открытым небом, предназначенные для паломников, уже были заполнены, здесь люди сидели, повернувшись на восток, лицом к храму и священной горе, поэтому утреннее солнце светило им прямо в лицо. От солнечного света прикрывались веерами и полотенцами. Потянулись многословные приветствия и речи, Хонда тоже, поднявшись, произнес подобающие случаю слова. Из выступлений стало понятно, что пятьдесят спортсменов разделены на две группы по двадцать пять человек — «красные» и «белые», и состязания пройдут в пять туров, в каждом туре среди пяти спортсменов от каждой команды победу одержит тот, кто выиграет все пять встреч. Пока продолжалась бесконечная речь председателя местного общества военных, сидевший рядом настоятель прошептал на ухо Хонде:

— Взгляните на молодого человека, крайнего справа в первом ряду. Он на первом курсе колледжа при университете Кокугакуин, но от команды «белых» будет выступать первым. Присмотритесь к нему: в мире кэндо на него возлагают большие надежды. Девятнадцать лет, а уже третий разряд.

— Как его зовут?

— Иинума.

Это имя вызывало какие-то ассоциации, и Хонда переспросил:

— Иинума… Его отец тоже кэндоист?

— Нет.