– Он – есть? – беззвучно спросила я. Очевидно, в ту минуту глаза мои выкатились на лоб, а рот после вопроса приоткрылся.

– Куда же он денется… – усмехнулся путис. – Не думай, что ты изобрела нечто нереальное. Твой талант оказался достаточно силен, чтобы подключиться, а это немногим дано. И началось взаимодействие. Ну, а что же, по-твоему, было дальше?

Вдохновленная очередным комплиментом, я начала перечислять, чего мне не хватает для дальнейшей работы…

Путис выслушал с заметным неудовольствием.

– И ножниц. Главным образом ножниц тебе не хватает, – вдруг перебил он меня.

– Помилуй, Ингус, при чем тут ножницы?

– А как же? Вырезать куски из чужих диссертаций, страницы из чужих научных книг, и вклеить их в свою повесть. За это тебя никто к ответу не притянет, если будешь действовать с умом и выбирать авторов, которые уже давно померли.

– Но историческая правда? – пискнула я.

– Не думаешь ли ты, что историческая правда заключается в точной стоимости фунта говядины и в фасоне аксельбантов? Допустим, есть правда цифр, километров, обмундирования, а разве в ней дело? Главное сейчас – не вступать с ней в особое противоречие и уделять ей столько места, сколько она заслуживает. А есть кое-что поинтереснее – правда судьбы… И правда свободы!

Он сказал это так задорно, что я чуть не расцеловала его.

– Вот именно, правда свободы! – повторила я. – Она во мне! Она мне жить спокойно не дает! Понимаешь, уже протрубил боевой рожок! Мои герои уже есть, и вот-вот они начнут преподносить мне сюрпризы.

– Вот за это я тебя и выбрал! – прямо-таки завопил Ингус. – И ты принесешь им свободу! Хочешь? У тебя это просто замечательно получится!

– А как? – вполне искренне удивилась я. – Я – здесь, а они – там. Я могу только написать, как оно все там было, и не более того.

– Ну, это уж совсем просто! – добродушно сообщил путис. – Я же тебе говорю – уже началось взаимодействие! Когда подключаешься, сгустки информации можно гонять в обе стороны, туда и обратно. Сделай себе двойника да и пошли туда.

– Вот чего не умею, того не умею, – призналась я. – Читала я, как где-то там в Гималаях йоги или монахи этим развлекаются, но, как ты понимаешь…

– У них свой способ, а у тебя – свой. Ну-ка, тащи мое блюдо в прихожую, к большому зеркалу.

Тут я заподозрила, что Ингус уже бывал дома в мое отсутствие. Но додумать эту мысль до конца не было никакой возможности.

Путис совсем раскомандовался. Он велел мне отыскать свечу, взгромоздить ее повыше – пришлось открыть антресоли и приспособить ее на самом краю полки – и выключить электричество. Блюдо рекомендовал поставить на табурет справа от зеркала.

– Ну, а теперь смотри на себя внимательно, – сказал Ингус, когда я стала нос к носу со своим отражением.

Я довольно долго критически вглядывалась в собственное, не первый год знакомое лицо.

– Ну, действуй, – подсказал он.

– Как действовать? – шепотом спросила я.

– Снаряжай двойника в путь.

– Как это – снаряжать?

– Как знаешь.

И, устроившись поудобнее на своем блюде, путис приготовился наблюдать.

– Я понимаю, что тебя все это развлекает, – сказала я. – Ладно, я тоже буду развлекаться!

Те мрачные истории о злобных двойниках, которых в последнее время газеты и журналы напубликовали выше крыши, меня не вдохновляли.