Вроде бы ели одно и то же. Наверное, нервное.

— Простите, мисс! — позвал он проходившую мимо стюардессу.

— Да, сэр?

— Скажите, девушка, моя соседка, — он указал на пустующее место рядом с собой, — с ней все в порядке?

— Да, не волнуйтесь, — улыбнулась воздушная нимфа. — Ее сняли с рейса и отправили в медпункт. Я уверена, все будет хорошо. В аэропорту работают высококвалифицированные врачи…

— Как — сняли с рейса?! О чем вы говорите?..

Повисла пауза. На него стали оборачиваться. Даже парень в наушниках проявил слабенький интерес к происходящему.

— В подобных случаях мы всегда снимаем пассажирок с рейсов.

— Что за бред?!

— Сэр, пожалуйста, успокойтесь.

— Но мы летели вместе, почему мне ничего не сказали?! — Джастин вцепился в подлокотники так, что костяшки побелели.

Лучше в подлокотники, чем в девушку.

Стюардесса густо покраснела:

— Простите, она сказала, что летит одна…

— Проклятье! И что мне теперь делать?

— Уверена, вы сможете с ней связаться, когда мы прибудем в Лондон. Вы ее муж?

— Нет, но…

— Отец ребенка?

Джастину показалось, что в него ударила молния.

9

Как ни велик был соблазн взять, не выходя из аэропорта, билет на обратный рейс и вернуться в Дублин, Джастин поборол его. Может быть, Эдмонд что-то знает…

И надо же было ему именно сегодня расколотить телефон!

Новость о том, что Саманта может быть беременна, не укладывалась у него в голове. Со стюардессой они выяснили только одно: Саманта создала две абсолютно разные версии происходящего, и какая из них ближе к истине, Джастин боялся даже предположить.

Как минимум одному из них — или Джастину, или стюардессе — она солгала. А скорее всего, им обоим. Но зачем? Что за сумасбродство? Если ей понадобилось сойти с рейса, можно было сделать это иначе.

Хотя — как именно? В последние минуты перед взлетом…

Допустим, она не захотела возвращаться в Лондон и объясняться с Эдмондом или делать вид, что ничего не произошло. Но разве нельзя было это обсудить хотя бы с ним?

Джастин треснул себя ладонью по лбу — смачно, с размаху. Сосед в наушниках покосился в его сторону — вряд ли услышал хлопок, скорее, среагировал на быстрое движение.

А ведь нельзя было! Он в последние дни — не лучший собеседник. Глухой чурбан, которого происходящее вовне интересует еще меньше, чем этого юного любителя громкой музыки… Докричалась бы она до него, как же! Саманта все-таки разумная девушка. Она не стала бы тратить силы и нервы на заведомо безнадежное дело.

А он, идиот, как-то в своих терзаниях позабыл, что она тоже может что-то чувствовать, например, боль, смятение, страх.

Почему, почему он не задумался об этом раньше?!

Человек, которому плохо, становится эгоистом.

Джастин скрипнул зубами — ему было стыдно, обжигающе-стыдно.

Тридцать минут в воздухе прошли, как полтора года в аду на большой сковородке.

Все шло не так, как он представлял себе. Он болезненно ощущал пустоту рядом с собой. Это была именно пустота, а не привычное одиночество. Ему остро, до рези в глазах не хватало Саманты. Не хватало в самолете, не хватало на трапе, не хватало у ворот терминала… Как ему придется и дальше жить одному, он не представлял.

По лицу Эдмонда сразу было понятно, что он знает — если не все, то хотя бы что-то.

И это что-то повергло его в бешенство.

— Где она? — тихо рыкнул он.

— Осталась в Дублине. По-видимому.

Эдмонд растерялся. Джастину не приходилось особенно рассчитывать на теплый прием Эдмонда, но к отсутствию элементарного приветствия он не подготовился.