Тувумба посерьезнел.
— Мы нормальные, славные ребята, Харри. Обычно даем им порезвиться, перед тем как врезать пару раз, чтоб не задавались, понимаешь? Но этот парень умел драться! Такие типы получают то, что заслужили.
Дверь приоткрылась.
— Черт тебя дери, Тувумба! Как будто у нас до этого проблем не хватало! Нет, обязательно надо сломать нос зятю шефа местной полиции! — пробурчал Терри-ведущий и с подчеркнутым недовольством шумно сплюнул.
— Просто рефлекс, шеф, — сказал Тувумба, глядя на жирный бурый плевок. — Такое больше не повторится. — Он незаметно подмигнул Эндрю.
Обнявшись напоследок с Эндрю, Тувумба попрощался с Харри на неизвестном языке, и норвежец поспешил дружески похлопать его по плечу, чтобы избежать рукопожатия.
— На каком языке вы говорили под конец? — спросил Харри, когда они сели в автомобиль.
— А, это! Креольский, смесь английского и слов аборигенов. На нем говорят многие аборигены по всей стране. Как тебе бокс?
Харри пожал плечами:
— Интересно было посмотреть, как ты зарабатываешь деньги, но сейчас мы могли бы уже добраться до Нимбина.
— Если бы мы не поехали сюда, то сегодня вечером тебя бы не было в Сиднее, — ответил Эндрю. — Таким женщинам так просто свидания не назначают. Может, потом она станет твоей женой и нарожает тебе маленьких Хоули?
Оба улыбнулись. За стеклом на фоне закатного неба проплывали мимо деревья и маленькие домики.
Засветло в Сидней они не успели, но телевышка посреди города освещала улицы, словно огромная лампа. Эндрю остановился возле лагуны Серкулар, неподалеку от Оперного театра. В свете фар трепыхался маленький нетопырь. Эндрю зажег сигару. Харри понял, что выходить из машины не стоит.
— Нетопырь у аборигенов — символ смерти. Знал?
Харри этого не знал.
— Представь себе населенное место, на сорок тысяч лет отрезанное от всего мира. То есть в этом месте не знали ни иудаизма, ни христианства, ни ислама, потому что между этим местом и ближайшим континентом — целое море. А картина сотворения мира у местных жителей выглядит так. Первым человеком был Бир-рок-бурн. Его вылепил Байме, «несотворенный», который был началом всего и любил все создания свои и заботился о них. Короче, этот Байме — парень хоть куда, и друзья звали его Великий Отческий Дух. И когда Байме создал Бир-рок-бурну и его жене неплохие в общем условия для жизни, он указал на древо ярран, где был пчелиный улей.
«Можете есть все, что захотите, на земле, подаренной вам, но это дерево — мое, — предупредил он их. — Потому не ешьте с него, иначе вам и потомкам вашим достанется на орехи». — Ну, в этом роде. Как бы то ни было, однажды, когда Бир-рок-бурн ушел за хворостом, его жена подошла к древу ярран. Сначала она испугалась, увидев перед собой высокое священное дерево, и хотела со всех ног бежать от него, но вокруг было так много хвороста, что она не стала спешить. Кроме того, про хворост Байме ничего не говорил. Собирая хворост, она услышала над собой тихое жужжание, подняла голову и увидела улей и мед, который стекал из улья по стволу дерева. До этого она пробовала мед всего лишь один раз, а тут его было очень много. На вязких желтых каплях играло солнце, и Бир-рок-бурнова жена в конце концов не устояла и полезла на дерево.
В то же мгновение со скоростью ветра с дерева слетело ужасное существо с огромными крыльями. И был то нетопырь Нарадарн, которого Байме посадил стеречь священное дерево. Женщина свалилась на землю и кинулась к своей землянке. Но было поздно — смерть уже пришла в мир в образе нетопыря Нарадарна, и проклятье его легло на всех потомков Бир-рок-бурна. И от такого горя заплакало древо ярран горькими слезами. |