Сколько ни бывают у меня пацаны, а все им в диковинку наше жилье, все прислушиваются да приглядываются, а потом еще обязательно о чем-нибудь спросят, о чем уже спрашивали.
— Топором, что ли, тюкают? — Борька кивнул на пожелтевшую штукатурку стены, где раньше было окно в соседнее помещение.
— Какой топор? Там бельевой склад… Ты вот лучше сюда глянь, видишь, как Морфи зажал этих графьев и герцогов!.. И не пикнут, во — разделал!
Борька нехотя опустил глаза, долго изучал ситуацию, потом заметил, опять скособочил губы:
— Как Анечкин огород.
— Точно… Как там, утихли?
— Шумят еще… Я улицей прошел.
— Да-а… Неужели вправду думают, что мы, а?
— Думают — не думают, а прохода теперь совсем не будет. Труба. Им лишь бы зацепка, а тут зацепища… А, может быть, так и надо, а, Гусь? — прощупывающе спросил Борька. — Огород за огородом и — футбольное поле! Или все ждешь, когда изнутри?.. А то они вот-вот прижмут Лазорского и проезд картошкой засадят, будем по тропинке ходить, размахивать руками, как по проволоке, — и он гусиным шагом прошел по половице, мотаясь из стороны в сторону и ойкая в страхе оступиться.
Я горько усмехнулся.
— Тоже в агрономы целишь?.. Давай, только я тут не игрок.
— Я, в общем, тоже, но если бы кто постарался!.. — и Борька с мечтательным вздохом уселся против меня.
Некоторое время мы смотрели на замерших в гениальной комбинации лакированных драчунов, потом, не сговариваясь, расставили их в мирном порядке и начали свою партию. Я знал несколько дебютных ловушек и все время разыгрывал их, но Борька не попадался, хоть и неважнецки играл. А тут влип. Готовя атаку, я нарочно открыл своего ферзя Борькиному слону. Борька — цап его! — и кровожадно потер ладони.
— Шах! — сказал я.
— Ерунда, ушел.
— Мат!
— Как мат? — удивился Борька и даже подскочил.
— Вот так. Мат Легаля называется.
— Тьфу, черт!.. Утрами я всегда продуваю. Как сел утром, так продул. Хоть не садись — не везет, — и он смахнул фигуры.
Вдруг кто-то — хлоп! — зажал мне сзади глаза. Руки холодные и пахнут свежей рыбой.
— Юрка! — крикнул я.
Пальцы разжались, и от дезкамеры отрикошетил натужно-визгливый смешок, и сам Юрка прыжком оказался перед нами ершисто-победоносный.
— Здорово я подкрался?.. Ха-ха… Кстати, ваш правый! — и Юрка быстро запустил руку в мой правый карман.
Мы с ним были в споре о правом кармане и в любое время могли выгрести друг у друга все, что там есть, даже деньги, если их меньше гривенника. Вспоминая о кармане, Юрка мигом становился вежливым — ваш правый! К счастью, мой правый был пуст, его тоже…
— Вы! — крикнул Юрка. — Приглашаю на уху!.. Мать уже окуней спускает. С перчиком, укропом и зеленым лучком — а ла-ла объедение!.. Клев был — во!
— Но-о? — взволнованно протянул Борька, поднимаясь и алчно потирая руки. — Люблю поесть!
Я же спросил:
— А ты знаешь, что у нас случилось, пока ты рыбачил?
— Знаю. Мать рассказала.
— Ну, и как?
— Что как? — мигом стянув губы кисетом, насторожился Юрка.
— Как тебе это нравится?
— А мне-то что!.. Разворотили, значит, достукалась. Что я, плакать должен? — фыркнул Юрка, зло уставясь на меня. — Да будь я дома, я бы еще помог!
— Без тебя справились, — успокоил его Борька. |