Она кротко ответила на вопрос Флоримона.
- Да, я вызвала недовольство короля, и теперь он сердится на меня.
Мальчик нахмурился, подражая выражениям досады и отчаяния, которые ему случалось видеть на лицах придворных, попавших в немилость.
- Какое несчастье! Что же с нами станется? Верно, эта шлюха Монтеспан что-то подстроила. Дрянь такая!
- Флоримон, что за выражения!
Флоримон пожал плечами. Такие выражения он слышал в передних дворца. Но он быстро примирился с новой ситуацией, отнесясь к перемене положения с философским спокойствием человека, уже не раз видевшего, как строятся и рассыпаются недолговечные карточные замки.
- Говорят, вы собираетесь уехать.
- Кто говорит?
- Говорят...
- Это очень неприятно. Я не хотела бы, чтобы о моих планах знали.
- Обещаю вам, что никому ничего не скажу, но все-таки я хотел бы знать, что вы решили сделать со мной, раз все изменилось. Вы меня возьмете с собой?
Она думала об этом и должна была отказаться от этой мысли. Ее ожидало столько неведомых опасностей. И она даже не знала, как ей удастся выбраться из Парижа. И что она узнает в Марселе от отца Антуана, и по какому новому следу придется идти? Ребенок, даже такой толковый, как Флоримон, мог оказаться помехой.
- Мальчик мой, постарайся быть разумным. Я могу тебе предложить не слишком веселые вещи. Но приходится учитывать, что ты почти ничего не знаешь, а пора уже серьезно заняться ученьем. Я поручу тебя опеке твоего дяди иезуита, который обещал устроить так, чтобы тебя приняли в коллеж их ордена, который находится в Пуату. Аббат де Ледигьер поедет туда с тобой и будет руководить тобой и помогать тебе, пока я не вернусь.
Она уже побывала у отца Реймона де Сансе и просила позаботиться о Флоримоне и при случае оказать ему поддержку.
Флоримон, как она и ожидала, скривился, а потом надолго задумался, нахмурив брови. Анжелика обняла его за плечи, чтобы ему легче было переварить неприятную новость. Она собиралась начать восхваление радостей учения и дружбы с товарищами по коллежу, когда он поднял голову и сухо заявил:
- Ну, если вы предлагаете лишь это, я вижу, что мне остается только поехать к Кантору.
- Боже мой! Что ты говоришь, Флоримон? Прошу тебя, замолчи! Ведь Кантор умер. Ты же не собираешься умереть?
- Нет, ничуть, - спокойно отвечал ребенок.
- Так почему же ты говоришь, что хочешь быть вместе с Кантором?
- Потому что я хочу его видеть. Я уже соскучился по нему. И потом мне больше нравится плавать по морю, чем зубрить латынь у иезуитов.
- Но... Ведь Кантор умер...
Флоримон уверенно покачал головой.
- Нет, он поехал к моему отцу.
Анжелика побледнела, ей казалось, что она теряет сознание.
- Что ты сказал?.. Что ты говоришь?
Флоримон посмотрел ей прямо в лицо:
- Ну, да! Мой отец!.. Другой отец... Вы же знаете... Тот, кого хотели сжечь на Гревской площади.
Анжелика онемела. Она никогда не говорила об этом с детьми. Они редко встречались с сыновьями Гортензии, да та скорее дала бы отрезать себе язык, чем стала бы рассказывать об ужасном прошлом. Анжелика бдительно следила за тем, чтобы никакие неуместные разговоры не дошли до детских ушей и с тревогой думала о том часе, когда ей придется отвечать на их вопросы о том, как звали их настоящего отца и кем он был. |