Ей стало ясно, что некоторые джентльмены уже успели прилично нагрузиться. Они ходили, пошатываясь, и, когда какая-нибудь из дам обвивала их шею, они легко и без протестов валились на удобные диванчики, стоявшие, как уже успела заметить Фортуна, в укромных местах, прикрытые экранами из цветов.

Фортуна увидела маркиза, пересекавшего зал. Он был высок и красив, держался гордо и надменно.

Люди инстинктивно уступали ему дорогу, так что ему не пришлось проталкиваться сквозь толпу. Когда он подошел к игорному столу, за которым сидел герцог, два джентльмена встали, поклонились ему и пересели в глубь комнаты.

Герцог даже не поднял головы. Лакей положил на стол новую колоду карт, и он взял ее своими костлявыми пальцами.

— Аполлон должен выиграть сегодня, непременно должен, — пробормотала Фортуна, сжав руки.

Ей очень хотелось, чтобы он победил злобного старика, сидевшего перед ним. Она молилась об этом. Из ее комнаты ей не было видно, проигрывает ли маркиз или выигрывает, но ей казалось, будто бы какая-то сила идет от нее к Тейну, чтобы защитить его, принести ему удачу — удачу, которая, как он думал, стала сопутствовать ему с тех пор, как она появилась в Лондоне.

Фортуна была так поглощена своими мыслями, что не сразу поняла, что за дверью кто-то кричит:

— Помогите! Помогите же кто-нибудь!

В голосе звучала мольба. Это был вопль отчаяния молодой девушки.

— Помогите… пожалуйста… помогите!

Голос прерывался рыданиями, в нем было столько отчаяния. Фортуна попыталась отвлечься, чтобы не слышать его, — ведь маркиз запретил ей открывать дверь, что бы ни случилось.

— Помогите… п-помогите.

Фортуна встала. Маркиз будет сердиться, но она не могла оставаться глухой к столь отчаянной мольбе о помощи.

Она повернула ключ в замке и приоткрыла дверь. Там никого не было. Вдруг она увидела, что дверь, выходившая на балкон немного правее, наполовину открыта. В проеме стояла девушка.

— Помогите… помогите… помогите мне, — шептала она, и по ее лицу струились слезы.

Фортуна выскользнула на балкон и закрыла за собой дверь.

— Что случилось? — спросила она.

Плачущая девушка была совсем молоденькой. Ее круглое лицо было залито слезами, тушь потекла, помада на губах размазалась, а каштановые волосы, отливавшие золотом, в беспорядке падали на плечи.

— Чем я могу тебе помочь? — спросила Фортуна, поскольку девушке, по-видимому, было трудно говорить.

— Я не знаю… что мне… делать, — всхлипнула она. — Он… помер, точно помер. Но я в этом не виновата… клянусь вам, мисс, совсем… не виновата.

— Кто умер? — спросила Фортуна.

Девушка, прижимавшаяся к двери, словно надеясь найти в этом спасение, отступила, и Фортуна вошла в комнату.

Ей бросился в глаза стол, заставленный тарелками с едой и винными бутылками, кровать под пологом в дальнем конце, два перевернутых стула и опрокинутое ведерко для вина.

Среди этого разгрома лежало тело джентльмена.

— Я не собиралась… его убивать, клянусь… не собиралась, — закричала девушка. — Он схватил… меня, и я… испугалась. Я пыталась… оттолкнуть его. Я вырывалась, и… с ним вдруг что-то случилось. У него в горле… раздался такой звук… будто он подавился… и он упал… на пол… тяжело задышал… и вдруг… замер.

Рыдания сотрясали тело девушки.

— Он… помер… я знаю, что он… помер, и она скажет… что я убила его.

Фортуна стояла, глядя на человека, лежавшего на полу. Это был глубокий старик, совершенно седой, с жестким и неприятным лицом.