— Это я во всем виноват. Просто иногда трудно поверить, что на свете есть женщины, совсем непохожие на тех, что я знал, женщины, совершенные во всех отношениях.
Фортуна, не веря ушам, в изумлении глядела на него, а потом спросила очень мягко:
— Я не ослышалась?
— Нет, не ослышались, — ответил он.
Она положила голову ему на колени, его лицо склонилось к ней. Фортуна взглянула на него и подумала, что ему достаточно только протянуть руки, чтобы прижать ее к себе.
Ее щеки покрылись румянцем, и, не осознавая этого, она придвинулась к нему поближе.
У Фортуны стеснилась грудь, и она почувствовала, что у маркиза тоже перехватило дыхание.
В эту минуту часы на камине пробили полночь, и чары развеялись.
— Вы хотите спать? — спросил маркиз низким глубоким голосом.
— Уже двенадцать, — ответила Фортуна. — Мне немного совестно, что заставляю вашу горничную ждать. Я смогу раздеться и без нее, но она сказала, что это ее обязанность — прислуживать мне.
— А не собирается ли она, подобно миссис Денвере, запирать вас на ночь? — спросил маркиз.
— Не думаю, — ответила Фортуна, — но миссис Саммерс сказала, что зайдет спросить, не принести ли мне стакан горячего молока. — Она наморщила свой маленький носик: — Терпеть не могу горячее молоко, но она так старается, что было бы неблагодарностью отказать ей в этом.
— Какие заботливые у меня слуги, — произнес маркиз.
— Но я не хочу еще ложиться спать, — сказала Фортуна. — Я бы с большим удовольствием осталась здесь и поболтала с вами.
— О жизни и, может быть, о любви? — спросил маркиз.
— Я хотела, чтобы вы когда-нибудь рассказали мне о любви, — промолвила Фортуна. — Ведь это, наверное, так прекрасно — быть влюбленным в кого-то.
— Я уже давно не пребывал в этом чрезмерно восхваляемом состоянии, — ответил маркиз.
— Давно? — спросила Фортуна.
— Да, уже много, много лет, — ответил маркиз.
В ее глазах вдруг вспыхнул свет, и маркиз почувствовал, как ее тело, прижимавшееся к его колену, напряглось.
— Значит, — прошептала она, — вы не влюблены во французскую даму из кордебалета… по имени Одетта.
— Ни в малейшей степени. Надо сказать, что после пирушки на площади Беркли я ее не видел.
Он заметил, как вспыхнуло от радости лицо Фортуны.
Она встала, но не отходила от его стула.
— Думаю, мне пора идти, — сказала Фортуна. — Завтра надо столько сделать, а я немного устала. Спокойной ночи, Аполлон.
Она склонилась в реверансе, а поднимаясь, приложилась своими мягкими и теплыми губами к его руке, лежавшей на подлокотнике кресла.
— Это мой… штраф, — прошептала она, и не успел он ответить или даже встать, как она вышла из комнаты, тихонько закрыв за собой дверь.
Фортуна проснулась рано с ощущением необыкновенного счастья. В окно ее спальни лился солнечный свет, а из сада звучали птичьи голоса.
— Сегодня надо столько сделать, — подумала она.
Потом вспомнила, что, вернувшись вчера с верховой прогулки, маркиз велел слугам приготовить лошадей пораньше.
Она спустилась к завтраку и обнаружила, что он уже поел и ушел. Выйдя из дома, Фортуна увидела, что маркиз сидит на большом черном жеребце, на котором ездил вчера, и ее тоже ждет лошадь.
Он улыбнулся, приветствуя ее, и солнце засияло для нее ярче, и цветы в саду показались во сто крат красивее. |