Он шел медленно; глаза Фортуны были закрыты, а лицо запрокинуто к небу.
Дойдя до экипажа, с козел которого спрыгнул лакей, чтобы открыть дверь, маркиз услыхал позади себя голос:
— Подождите, лорд Тейн… прошу вас, подождите!
Он остановился и, по-прежнему держа Фортуну на руках, повернулся к герцогине.
— Ваша светлость! — воскликнул маркиз, изобразив удивление.
— Она ранена? Я должна знать, что с ней, — произнесла герцогиня.
— Ваша светлость очень добры, — ответил маркиз, — но, уверяю вас, нет никаких причин для беспокойства.
— Нет, есть! — возразила герцогиня. — То есть, я хочу сказать… ваша милость сразу же отвезет ее к врачу, правда?
Ей показалось, что маркиз посмотрел на Фортуну с выражением полного безразличия.
— Я убежден, — медленно произнес он, — что эта девушка совсем не пострадала. Она ведь, ваша светлость, гораздо крепче, чем выглядит, ибо родилась в здоровой крестьянской семье. Да и от фейерверка вряд ли можно получить серьезную травму.
— Но вы все-таки отвезете ее к врачу? — настаивала герцогиня.
Маркиз посмотрел на нее очень жестким взглядом.
— Сожалею, ваша светлость, — сказал он, — но я считаю хворую женщину таким же неудобством в жизни, как и хворую лошадь.
Произнося эти слова, он направился к своему экипажу, где посадил Фортуну на заднее сиденье.
Потом, сняв с головы высокую шляпу, маркиз отвесил поклон герцогине, стоявшей перед ним со сжатыми кулаками.
— Желаю вашей светлости счастливо оставаться, — сказал он, — и, уверяю вас, я очень тронут вашей великодушной заботой о совершенно недостойной вашего внимания особе.
Герцогиня ничего не ответила. С видом презрительного нетерпения маркиз уселся на заднее сиденье рядом с Фортуной, которая все еще лежала без сознания. Кучер стегнул лошадей, и они уехали. Это был первый экипаж, покинувший Феллоуз-Эйот.
Никто не заметил, что на приличном расстоянии за ними последовал коротышка конюх с изуродованным когда-то лошадью лицом. Он нес под мышкой коробку, в которой легко можно было спрятать петарду.
На следующее утро маркиз получил письмо, поданное ему за завтраком на серебряном подносе.
— Когда оно пришло, Клеменс? — спросил он, сначала положив себе вторую баранью котлетку, а потом уже взяв конверт.
— Только что, милорд; его принес один из конюхов его светлости, — ответил дворецкий.
В глазах маркиза вспыхнул огонек.
— Человек ждет ответа, милорд, — произнес Клеменс.
Маркиз не спеша открыл конверт. Выражение его лица не изменилось, но глаза снова вспыхнули.
«Его светлость герцог Экрингтон приветствует благороднейшего маркиза Тейна и будет очень признателен, если его светлость в самое ближайшее время появится в «Белом клубе».
Маркиз прочитал письмо и положил его на стол.
— Попросите конюха сообщить его светлости, — сказал он, — что я буду в «Белом клубе» через час.
— Слушаюсь, милорд.
И маркиз вернулся к завтраку, словно его ничто не отвлекало.
Любой, кто увидел бы маркиза, ехавшего в сторону Сент-Джеймс-стрит сорок пять минут спустя, никогда бы не подумал, что эта поездка в клуб чем-нибудь отличается от всех других.
Правда, было одно отличие — в такую рань маркиз здесь еще ни разу не появлялся. В каминах уже горел огонь, но слуги еще начищали решетки и медные ручки, протирали кожаные стулья и относили в кухню подносы с грязной посудой, оставшейся с ночи.
— Его светлость ждет вас в игорном зале, милорд. |