А сама она? Разве она не искала где-нибудь в другом месте исполнения своих желаний, хотя бы с этим сильным юношей с горящими глазами и рыжевато-коричневой золотистой гривой? Разве она на самом деле не радовалась, что ее до сих пор не вернули капитану Маскелайну?

— Да! — сказала Лидия вслух с какой-то жестокой радостью. — Да, я рада и не хочу больше думать об этом!

Она внезапно встала и огляделась, как будто впервые увидела свою комнату. Ее глаза скользнули по огромным деревянным балкам, поддерживающим крышу гостиницы, и ниже, по резной мебели с поблекшей позолотой и яркой кожаной обивкой, по паркетному полу. По углам стояли покрытые пылью огромные фаянсовые вазы индийской работы, стены украшали потертые гобелены, и повсюду тускло поблескивали серебряные изделия. Сквозь открытую арку чердака Лидия могла видеть мягко светящуюся серебряную посуду на громадном столе из красного дерева — дерева, как она слышала, такого плотного и тяжелого, что оно тонет, если его бросить в море, и такого твердого, что о него тупится лезвие и ломается ручка любого топора. На посуду падал мерцающий свет свечей, который поблескивал на серебряных подсвечниках. Она понимала, что все это имущество было слишком старым и оно не могло быть взято с кораблей за время жизни Кейт. Возможно, подумала Лидия, все эти вещи принадлежали когда-то бывшему владельцу гостиницы. Или, может быть, они принадлежали семье Кейт. Лидия задумалась, из какой семьи Кейт?

Тихо как тень в комнату вошла старая служанка Сьюзен и начала заваривать чай на серебряной жаровне, отбрасывавшей красноватый отблеск горящего древесного угля на ее грубые черты. Лидия смотрела мимо женщины на тяжелые, изогнутые линии железной решетки, которой Син и Бью загородили ее окна. Она никак не могла узнать, где находится: окна ее комнаты выходили на голую каменную стену.

Наконец Лидия прервала поток своих мыслей, ошеломленная вызванным ими смятением чувств. Ранее капитан Маскелайн никогда не пробуждал в ней столь бурных эмоций. С ним она всегда была кроткой, покорной невестой, которая знала свой долг и исполняла его, не допуская крамольных мыслей. Она чувствовала, что и после свадьбы не могло быть по-другому. Лидия вздохнула и повернулась к Сьюзен. Старуха стояла молча, на том же месте, держа в руках чашки с дымящимся ароматным чаем. Лидия взяла чашку и села с мрачным задумчивым видом, не спеша потягивая чай маленькими глотками.

— Мисс Лидия, — прошептала старуха.

— Да? — откликнулась Лидия, не поворачивая головы.

— Не надо страдать, дитя мое, — сказала Сьюзен. — Выкуп скоро будет заплачен, и мы благополучно вернемся домой.

— Я опечалена совсем не поэтому.

— Не поэтому? — Брови старухи удивленно изогнулись. — Тогда почему же? Ты — любимое дитя и имеешь все, о чем только может мечтать молодая девушка. Отчего же ты вздыхаешь? И почему я иногда слышу, как ты плачешь в своей комнате?

— Неужели тебя волнует моя печаль?

— Очень.

— Но почему, Сьюзен? Почему ты так беспокоишься обо мне?

— Потому что я всегда была счастлива, служа вашей семье, — ответила старуха. — Гораздо более, чем я могу выразить это словами. Ты никогда не обращалась со мной грубо, наоборот, всегда была добра, вежлива и внимательна. Я считаю тебя не только хозяйкой, но и подругой. И мне тяжело видеть тебя в таком состоянии. Но отчего это, мисс Лидия? Ты, у которой столько всего…

— У меня есть все, — прошептала Лидия чуть слышно, — и в то же время — нет ничего.