Мне нужно вернуться обратно в дом, прежде чем мой отец узнает, что я не в кровати.

На моем лице, должно быть, отражается весь мой страх, потому что он немного расслабляется и спрашивает:

— С какой это стати ты мне помогаешь?

Я не уверена.

— Тебе больно, — я пожимаю плечами.

— Всем вокруг все равно, больно мне или нет.

Мое сердце начинает бешено стучать.

— Мне не все равно, — шепчу я.

Какое-то время мы стоим, уставившись друг на друга.

Наконец, он походит ближе и спрашивает:

— Как тебя зовут?

— Алекса. Алекса Баллентайн.

Он кивает, но ничего не отвечает.

— А тебя как зовут?

Он пинает камень.

— Не важно. Ты забудешь мое имя сразу же, как я уйду.

У меня все внутренности завязываются в тугой узел. Мне необходимо узнать его имя.

— Нет, не забуду, — делая шаг вперед, обещаю я.

Подняв голову, он проводит рукой по своим грязным каштановым волосам, чтобы убрать их с лица. Он смотрит на меня чуть дольше секунды, затем произносит:

— Антонио Фалько.

Я хочу ответить, что мне приятно с ним познакомиться, но это будет неправдой.

— Сколько тебе лет? — переступая с ноги на ногу, спрашиваю я.

Он опирается о ствол дерева:

— Восемь.

Мне кажется, ему больше.

— А тебе сколько? — спрашивает он.

— Шесть.

Пауза.

— Скоро будет семь, — лгу я.

Его брови ползут вверх:

— Ты выглядишь старше.

Вау. Я просто то же самое подумала о нем.

— Почему твой папа причиняет тебе боль? — не подумав, выпаливаю я.

Его лицо каменеет.

— Он мой отчим.

Услышав шум в доме, я поворачиваюсь, и мои глаза округляются от страха.

— Пожалуйста, позволь мне помочь тебе, — повернувшись обратно к Антонио, шепчу я.

— Хорошо, — бормочет он, опустив глаза.

Радость и облегчение заполняют все мое существо.

Он делает шаг вперед, выходя на свет, и я ахаю. У него в щеке дыра.

Я нервно сглатываю, стараясь подавить подкатившую к горлу тошноту.

Взяв салфетку и антисептик, я предупреждаю его:

— Это штука очень жжет.

Но когда я прикасаюсь к его ране, он даже не вздрагивает. Он, не мигая, смотрит мне прямо в глаза.

Беру пластырь, открываю его и прилепляю на верхнюю часть скулы. Это не слишком-то помогает. Рана слишком большая. Но он, тем не менее, бормочет: — Спасибо.

Очередной шорох в доме заставляет меня вздрогнуть.

— Мне нужно идти. Еще увидимся, Антонио, — быстро шепчу я, глядя в его карие глаза.

Он смотрит вниз, на землю:

— Нет. Не увидимся.

И мы не увиделись.

Больше никогда.

Стук в дверь не прекращается.

Погружаясь глубже в матрас, я натягиваю на себя одеяло и сонно вздыхаю.

— Алекса, поднимай свою задницу! Ты забыла, какой сегодня день?

Кажется, это Дрю.

Открываю глаза и издаю стон.

— Дерьмо, — я выпрыгиваю из кровати, как будто меня катапультируют. — Дерьмо!

Добежав по коридору до входной двери, я отпираю защелку и распахиваю дверь. На пороге стоит Дрю, он выглядит немного раздраженным. Он обводит взглядом все мое тело, раскрыв рот.

Нахмурившись, я слежу за его взглядом и вскрикиваю:

— Черт!

Я не люблю спать в чем-то громоздком. Майка с тонкими лямками и трусики — вот, в чем я обычно сплю. Убежав обратно в комнату, я слышу сдавленный смех Дрю.

— Смейся-смейся, Дрю, — кричу я ему. — Ты еще заплатишь за это.