Я конкретно облажался.

Проводить время дома у Твитча не было так уж и плохо, как я предполагала ранее.

Мне была выделена комната, где я могла работать, у меня была хорошая компания (когда Линг не было поблизости) и большую часть времени мы с Твитчем прятались в его спальне.

Там, где происходило волшебство. Там, где Твитч оживал. Я люблю заниматься сексом с Твитчем, но...

Вот черт, в этом трудно признаться.

Но я скучаю по ремню.

Он больше не использует его. Секс у нас по-прежнему грубый и он по-прежнему над всем доминирует, но это нельзя даже сравнивать с тем грязным и порочным первым разом. И в ту первую ночь... ну... это установило планку, которой я думала мы будем придерживаться. И какое-то время так и было. Увы, больше это не так.

Моя бедная вагина.

Она скучает по старому Твитчу, точно так же, как любит нового Твитча.

Стук в дверь моего кабинета возвращает меня в реальный мир:

— Войдите.

Мои глаза расширяются, когда дверь открывается и знакомое, но все же неожиданное лицо заглядывает внутрь. Он улыбается:

— Надеюсь, я не помешал.

Я отвечаю ему с легкой улыбочкой:

— Нисколько, Юлий. Чем могу помочь?

Он входит, закрывает за собой дверь и медленно осматривая мой кабинет, говорит:

— Ты сделаешь мне огромное одолжение, поющая птичка, если будешь звать меня просто Джей.

Зачем он сюда пришел?

— Хорошо, Джей

Тишина. Потом он ухмыляется:

— Ну давай. Спроси меня, зачем я здесь. — Мне нравится этот мужчина.

— Но это было бы невежливо.

Он возражает:

— Нет. Невежество – это высокомерие. Невежество – это, когда ты чувствуешь превосходство над другими людьми. Переходить к сути дела – это не невежливо, сахарочек. Ты сладкая как тортик. Я понял это, как только увидел тебя прошлой ночью.

Румянец начинает растекаться по моей шее:

— Сп-спасибо, Джей.

Осмотрев мой кабинет и перетрогав находящиеся в нем различные предметы, чтобы рассмотреть их поближе, он садится на стул и вздыхает:

— Твитч мой лучший друг. Мой лучший друг на всем белом свете. Я знаком с ним всю свою жизнь.

Если он хотел заинтересовать меня, то у него, без сомнения, это получилось. Но я все же была немного сбита с толку.

— Он никогда не упоминал о тебе.

Юлий кивает:

— Я полагаю, он не делал этого. Мы встретились в тюрьме для несовершеннолетних преступников. Это, точно, не самый приятный рассказ. Определенно не тот, который бы ты стал рассказывать, пытаясь произвести впечатление на свою девушку.

Он рассматривает мое лицо. Я вдруг чувствую себя подобно ребенку и шепчу:

— Расскажи мне о нем. Пожалуйста.

— Это как раз одна из причин, по которой я и пришел. Есть кое-что, что тебе следует о нем знать. Кое-что, из-за чего не следует ставить на нем крест. Ты знаешь почему он был в тюрьме? — Я киваю, и он говорит: — Он был в плохом состоянии, когда я познакомился с ним. Он пробыл там примерно три дня, и никто не мог утихомирить этого мальчишку. Он ввязывался в драки со всеми вокруг. В нем было так много злости. Никогда не видел ничего подобного. Как будто он был диким животным, которого пытались удержать в клетке, — он ухмыляется. — Он попался мне на глаза. Я был там уже два года, когда он попал туда, так что я знал, как и что там и я так же знал, что если он продолжит так себя вести, то попадется в руки охранникам. И их наказаниям. Ну, позволь просто сказать, что они проделали бы в нем новую дырку для испражнений. Игра слов.

Я не знаю, хочу ли я слушать все это.

Юлий продолжает:

— Однажды, во дворе, он затеял драку не с тем парнем. С практически еще ребенком.