— Вы хотите сказать, что вам ни разу не хотелось, чтобы одна из этих дам… которых вы… любили, стала вашей… женой? — тихо спросила Калиста.

— Именно это я и хочу сказать, — подтвердил граф. — Я даже представить себе не мог, чтобы, какая-нибудь из них заняла место моей матери, став хозяйкой дома Хелстонов, или стала бы носить мое имя.

— А они? Разве они не хотели выйти за вас замуж?

Граф понял, что Калиста имеет в виду леди Женевьеву.

— Женщины всегда стремятся привязать к себе мужчину; завладеть им целиком, превратить его в свою собственность. Но я всегда хотел оставаться свободным.

— И вот теперь вы больше не можете… — печально прошептала Калиста, сочувственно глядя на графа.

— Это совсем другое дело, и мы оба это знаем, — ответил тот. — Сейчас мы пока что говорили о том, принадлежит ли мое сердце какой-нибудь другой женщине, в то время как я женюсь на вас. На этот вопрос я могу вам ответить совершенно искренне: мое сердце свободно!

— Благодарю вас, за то… что вы сказали мне об этом.

Словно считая их разговор оконченным, Калиста взяла шахматную доску и отнесла ее на столик, стоявший в другом углу комнаты.

— Пойду посмотрю, не принесли ли газеты, — заметила она. — Одну из них привозит дилижанс, который прибывает из Лондона после полудня, и в ней всегда можно найти что-нибудь интересное.

— А почему бы просто не позвонить, чтобы ее принесли? — предложил граф.

— Я лучше сама схожу.

— Уверен, что это только предлог, чтобы пойти взглянуть на Кентавра. Калиста засмеялась.

— Вы слишком догадливы! Я действительно собиралась заглянуть к нему — проверить, хорошо ли его накормили и достаточно ли у него сена.

— Я ведь уже предупреждал, что буду ревновать вас к нему! — улыбнулся граф. Калиста опять рассмеялась.

— У Кентавра гораздо больше поводов ревновать меня к вам, — ответила она, выходя и прикрывая за собой дверь.

Граф посмотрел ей вслед и поудобнее устроился на подушках.

Необыкновенная девушка! — решил он. Даже теперь, когда они столько времени провели вдвоем, ее мысли оставались для него загадкой.

Он представить себе не мог, как такое юное создание может интересоваться различными серьезными вещами, которые обычно не привлекали женщин, особенно хорошеньких. Это поражало его.

В то же время он приходил в ужас от одной мысли об опасностях, грозивших Калисте в обществе этих циркачей.

Он размышлял, что было бы, не подоспей он вовремя.

Вероятно, она закричала бы и позвала на помощь, и, возможно. Босс, — как все, по ее словам, называли владельца цирка, — утихомирил бы Мандзани, заставив его вести себя прилично.

И все же это было невероятно рискованно. Без сомнения, ни одна девушка, получившая такое воспитание, как Калиста, никогда не оказывалась в подобном положении.

Затем мысли графа переключились на Коко. Так ли это все было, как рассказывала Калиста, или ей это казалось? Действительно ли француз любил ее чистой, возвышенной любовью, не претендуя ни на что большее, чем возможность поцеловать ей руку?

Граф с трудом мог в это поверить, однако потом он вспомнил о женщинах, с которыми он встречался в разное время своей жизни, находя их привлекательными и желанными. Увлекшись им, они с самого начала совершенно ясно давали ему понять, чего они ждут от него.

Он никогда бы не поверил, если бы ему сказали, что он будет долгое время находиться вдвоем с юной прелестной девушкой и их отношения останутся платоническими.

Хотя, конечно, он был болен и беспомощен, так что с его стороны и речи не могло быть ни о каких ухаживаниях.