Потом Игорь сказал:

— У нас есть дома восемнадцатиэтажные. У нас много восемнадцатиэтажных домов. А у фашистов таких домов нету. У фашистов ничего нет — одни заборы.

Ещё не исполнилось четырёх лет, а уже употребляет такие сложные слова, как «вообще», «абсолютно».

Попробовал копать песок палкой.

— Этим вообще плохо копать, — говорит.

Ночью смотрел на что-то в окно.

— Ничего, — говорит, — абсолютно не видно.

Купили ему кепку, но большую. Он примерил и, посмотревшись в зеркало, сказал:

— Возьми её, я вообще не буду её носить.

Рисовал красками. Провёл коричневой краской вертикальную черту. Лида спрашивает:

— Что это?

— Дерево.

— А листочки где?

— А листочки в последнюю очередь.

Заезжал с Таней за Игорем в детский сад. Когда ехали домой, Таня спросила:

— Ты знал, что дедушка заедет за тобой сегодня?

— Знал.

— Тебе папа сказал?

— Нет, я сам догадался. Это я папе сказал, что дедушка Коля за мной сегодня заедет.

— Как же ты догадался?

— Так, как все люди догадываются.

— Ну, так ты, может быть, объяснишь, как все люди догадываются? — спрашиваю я.

— А вот угадай, какая будет навстречу машина, — скажу.

Навстречу как раз шла «Волга». Я говорю:

— «Волга». Угадал?

— Угадал.

— Теперь ты скажи, как люди догадываются, — говорю.

— Головой. Не знаешь разве?

Игорь разговаривал с Таней. Таня спросила:

— Помнишь, как мы прошлым летом на даче жили?

— Помню.

— В лес как ходили, помнишь?

— Помню.

— А помнишь, как грибы собирали?

— Помню.

Таня больше вопросов не задавала, и он сказал:

— Ну спроси меня, чего я ещё помню.

После обеда читали, лёжа на диване, «Слонёнка» и «Откуда у кита такая глотка?» Киплинга. Слушал чрезвычайно внимательно, отчаянно боролся с одолевавшим его сном, переворачиваясь с боку на бок. Однако интерес превозмог сон.

Я никогда не думал, что Киплинг может так быть доступен и интересен ребёнку, не достигшему и четырёх лет.

Купали Игоря, а времени было мало, так как нужно было смотреть детскую телепередачу, и Таня сказала:

— Не будем сегодня ему голову мыть.

— А почему? — вскинулся он.

Это было тем более комично, что обычно он сам умоляет не мыть ему голову, боясь, что мыло будет щипать глаза; тут же почувствовал, что ему вроде как бы чего-то хотят недодать.

Мы с Игорем гуляли на пристани на Москве-реке. Увидев проплывавший по реке пароход, катер или буксир, тащивший за собой баржи, он начинал прыгать на месте как заводной.

Я спросил:

— Ты чего прыгаешь? Тебе холодно?

— Это я радуюсь.

Нашёл в сквере у Киевского вокзала гриб неопределённой породы. Очень бережно нёс этот гриб, завёрнутый в бумажку, и поминутно останавливался, чтоб полюбоваться своей находкой. Когда дошли до его любимой песчаной кучи, решили поиграть в песочек.

Увлёкшись, Игорь поломал гриб на мелкие кусочки, зарыл их в песок, чтоб на следующий год новые грибы выросли.

Под вечер возвращаемся с ним домой. Вдруг останавливается и недоумённо спрашивает:

— А где же гриб?

— Какой гриб?

— Ну, который я нашёл.