— Да, заходил, ваша светлость, и остался доволен состоянием раны. Он сказал, что за больным имеется прекрасный уход и что выздоровление идет довольно быстро, — бодрым тоном ответил камердинер.
— Вам бы следовало разбудить меня, Тур. Я хотела переговорить с доктором, — сказала женщина, вздохнув с облегчением.
— Вам тоже надо иногда поспать, ваша Светлость, — настойчиво произнес Тур. — Вы не можете сутками не ложиться. Не дай Бог еще вы заболеете!
— Я в полном порядке, Тур, — заверила его женщина, — не стоит беспокоиться о моем здоровье, у нас и так есть, о чем тревожиться.
— Вы обязаны думать и о себе, ваша светлость, — назидательным тоном произнес камердинер. — Вы же знаете, что без вашей помощи мне не обойтись, особенно когда больной в беспокойном состоянии. Вспомните, что было вчера.
— Да, вы правы, Тур, я позабочусь и о себе. А пока, прошу вас, побудьте еще немного с его светлостью. Сейчас придет мистер Лабушер, и мне нужно с ним поговорить, — попросила женщина.
— Да, ваша светлость, разумеется, а потом вам бы не помешало немного прогуляться на свежем воздухе, — в голосе Тура слышалась забота.
— Я выйду в сад. Вы позовете меня, если его светлость проснется или начнет вести себя беспокойно, — заявила женщина.
— Я сделаю все, что вы прикажете, ваша светлость, — пообещал слуга.
— Спасибо, Тур, — поблагодарила женщина, и герцог услышал тихий звук удаляющихся шагов.
Он пытался понять, о чем шел разговор, однако усталость снова одолела его, и он не стал тратить силы на бесполезные догадки… Вскоре он опять заснул.
Антония ждала Генри Лабушера в гостиной.
Она знала, что герцог, придя в себя, найдет довольно странным ее дружбу с журналистом. Но так уж получилось, что Генри Лабушер стал ее единственным другом в Париже.
В то время когда происходили описываемые события, Генри Лабушер владел двадцатью пятью процентами акций лондонской газеты «Дейли ньюс»и сам себя назначил ее представителем в парижском филиале.
Англичанин, среди предков которого имелись гугеноты, Лэбби — как его называли друзья — отличался сильным и неуступчивым характером. Многие относились к нему не очень дружелюбно, а кое-кто даже питал к нему ненависть за острые и едкие статьи, но он, кроме журналистики, занимаясь множеством других дел, ни на что не обращал внимания.
Остряк, циник по натуре, довольно удачливый театральный импресарио и неплохой дипломат — во всех этих ролях он чувствовал себя прекрасно и в 1865 году был даже избран в британский парламент от радикалов и республиканцев.
Однако, унаследовав двести пятьдесят тысяч фунтов, он потерял место в парламенте, поэтому вскоре посвятил себя журналистике и издательскому делу, заботясь об увеличении тиража «Дейли ньюс»и получении прибыли.
Как только до него дошли слухи о состоявшейся в Булонском лесу дуэли, он немедленно явился в особняк на Елисейских полях в надежде взять интервью у участника поединка. Но вместо герцога к нему вышла герцогиня с лицом белым как мел, которая, совершенно не таясь, сообщила ему, что жизнь герцога в опасности. При этом она умоляла его не предавать гласности данное известие.
Генри Лабушер, закоренелый холостяк, повеса и развратник, знающий женщин, как мало кто, нашел глаза Антонии — молящие и тревожные — совершенно неотразимыми.
Он не только пообещал герцогине сохранить в тайне обстоятельства дуэли, но и за несколько дней ухитрился войти к ней в доверие, сделался ее другом, доверенным лицом и советчиком, к которому она постоянно обращалась, тем более что ей больше обратиться было не к кому. |